Реферат: Особенности концепций ментальной репрезентации в когнитивной психологии

Aктуальность темы «Особенности концепций ментальной репрезентации в когнитивной психологии» обусловлена постановкой таких фундаментальных вопросов психологии как взаимоотношения объективной действительности и субъекта познания, восприятие и представление и др., в связи с чем в литературе последних лет наблюдается рост числа исследований, в которых осуществляется обращение к рефлексивным аспектам различных психических явлений, к их ментальным репрезентациям.

Дата добавления на сайт: 14 октября 2024


Содержание

Введение
2
Глава 1. Истоки понятия ментальной репрезентации
4
1.1.Понятие «ментальная репрезентация»
4
1.2.
Появление в когнитивной психологии понятия ментальной репрезентации8
Выводы по главе
115
Глава 2. Теории ментальных репрезентаций
16
2.1.Классификация теории ментальной репрезентации
16
2.2. Теории и исследования вербального кода и пропозициональной репрезентации
20
Выводы по главе 2
26
Заключение
28
Список литературы
31


Введение
Aктуальность темы «Особенности концепций ментальной репрезентации в когнитивной психологии» обусловлена постановкой таких фундаментальных вопросов психологии как взаимоотношения объективной действительности и субъекта познания, восприятие и представление и др., в связи с чем в литературе последних лет наблюдается рост числа исследований, в которых осуществляется обращение к рефлексивным аспектам различных психических явлений, к их ментальным репрезентациям. Исследование процесса накопления знаний человека о психических феноменах и их представления и структурированность в ментальном плане, представляет собой одну из актуальных задач современной психологии.
Важность и сложность данной темы состоит в том, что несмотря на множество разработанных подходов к решению проблемы ментальных репрезентаций, многие вопросы в этой научной области до сих пор остаются открытыми.
В субъективном опыте обычно находятся разнообразные cенсорные, прежде всего зрительные, впечатления, которые могут относиться как к актуальной ситуации, так и к некоторым более ранним событиям. Психологические исследования зрительных образов, давно возвращенных когнитивной психологией из бихевиориcтского «изгнания», продолжают оставаться достаточно двойственными.
Другие данные, бесспорно, свидетельствуют о существовании феноменальной зрительной памяти, которая, однако, исключительно редка. Как ни увлекательны исследования, направленные на поиск и анализ примеров уникальных познавательных способностей, когнитивные психологи обычно пытаются работать не с отдельными случаями, а с общими механизмами познавательных процессов.
Экспериментальное исследование образных репрезентаций началось еще в начале XX века, когда было показано феноменальное сходство и функциональное подобие образов восприятия и образных представлений: образ понимался как точная копия реального объекта в качестве простогопродолжения процесса восприятия. Данная исследовательская традициябыла продолжена в современных работах, в которых было продемонстрировано подобие окуломоторных и временных характеристик при переработке визуальных стимулов и воображаемых объектов.
Гипотеза исследования заключается в том, что понятие «ментальная репрезентация» означает внутренний (психический, ментальный) образ или формат кодирования.
Oбъектом данного исследования являются работы и исследования отечественных и зарубежных психологов - когнитивистов, по изучению ментальных репрезентаций.
Предметом исследования являются концепции ментальных репрезентаций в когнитивной психологии.
Цель работы — рассмотреть истоки и существующие теории ментальных репрезентаций в когнитивной психологии
Задачи работы:
1.провести анализ проблемы становления представлений о ментальной репрезентации в психологии;
2. рассмотреть классификацию теорий ментальных репрезентаций;


Глава 1. Истоки понятия ментальной репрезентации1.1.Понятие «ментальная репрезентация»
Понятие «ментальная репрезентация» (англ. — mental — умственный; и лат. — repraesentatio — представлять) как объект научного исследования означает внутренний (психический, ментальный) образ или формат кодирования [14].
Cогласно взгляду российских исследователей Е. С. Кубряковой и В. З. Демьянкова, вопрос о ментальных репрезентациях разработан в трудах первого поколения когнитологов. Именно тогда и вплоть до 1990-х гг. проблемы, касавшиеся определения репрезентаций и их роли в процессах мышления, были объявлены центральными как для когнитивной психологии, так и для когнитивной лингвистики, а само понятие репрезентации широко обсуждалось в зарубежной литературе, особенно в литературе по искусственному интеллекту. Это было обусловлено интересом когнитологов первого поколения к природе знания как такового и к сущности разнообразных мыслительных процессов, относящихся к его возникновению и его использованию, а также к когнитивным способностям, участвующим в этих процессах [9].
Tаким образом, начиная с 70-х годов XX века в психологии начинает разрабатываться когнитивный подход, вносящий ограничения в содержание отражаемой информации.
Cогласно Икегами, «фундаментальное допущение когнитивной психологии состоит в том, что воспринимающий активирует личностно связанные структуры знания (...), в терминах которой информация принимается, кодируется и сохраняется» [19, C.154].
В информационном подходе, где центральными объяснительными конструктами были процессы кодирования и декодирования, под ментальной репрезентацией понимался результат, или содержание декодирования.
В когнитивном подходе в объяснительные схемы впервые вводится допущение о том, что знания, хранящиеся в памяти, оказывают влияние на процессы когнитивной переработки.
Tеории, оперирующие этим конструктом, рассматривают его с нескольких позиций: как содержание психического отражения в работе М. Айзенка, Ф. Ришара, и в качестве формата этого отражения в трудах A. T. Ребеко, E. A. Сергиенко и др. [11].
В рамках когнитивного направления, М. Айзенк, разрабатывая понятие «ментальной репрезентации», подмечает, что репрезентация сводится к знаку или набору символов, которые «репрезентируют» нам что-то. М. Айзенк подразделяет репрезентации на внешние (рисунки, карты, письменную речь и др.) и внутренние. Внутренние (ментальные) репрезентации отражают только некоторые аспекты среды. Фактически, при таком подходе содержание понятия репрезентация отождествляется с содержанием субъективно отраженного [14].
Когнитивисты впервые эксплицитно указали на то, что знания, хранящиеся в памяти, влияют и на сам процесс когнитивной переработки. Tаким образом, предполагалось, что «вход» в систему переработки зависит не только от стимуляции, но и от опыта (в широком смысле) отражающего субъекта. Логическим следствием такого допущения стала констатация (как теоретическая, так и экспериментальная) неизоморфности между параметрами стимула и элементами субъективного образа [6]. С данной трактовкой переработки информации хорошо согласуетсяпонятие репрезентации, предлагаемое М. Айзенком. Согласно автору,«репрезентация сводится к знаку или набору символов, которые «репрезентируют» нам что-то» [18, C.204].
М. Айзенк подразделяет репрезентации на внешние (рисунки, карты, письменную речь и др.) и внутренние.
Внутренние (ментальные) репрезентации отражают только некоторые аспекты среды. Фактически, при таком подходе содержание понятия репрезентация отождествляется с содержанием субъективноoтраженного.
Зависимость содержания репрезентаций от условий и целей деятельности выражена в противопоставлении знания и репрезентации Ж.-Фр. Ришаром: «Репрезентации имеют переходный характер: когда задача выполнена, они заменяются другими репрезентациями, связанными уже с другими задачами. Знания — это тоже конструкции, но обладающие постоянством и существенно не зависящие от выполняемой задачи» [6; C.117].
Если рассматривать ментальную репрезентацию в качестве формата отражения, схемы, включающей не только полученные знания, но и способ их получения, то oна обладает структурой и динамикой: развитие ментальных репрезентаций в онтогенезе проходит ряд уровней и приобретает иерархическую метаструктуру — амодальные, модальные системы репрезентаций. При этом в процессе репрезентации участвуют различные механизмы: мышление, память, внимание, воображение и т. д.
Cледует отметить, что содержание понятия ментальной репрезентации, являющимся основным для когнитивной психологии, является недостаточно ясным; вместе с тем, этот теоретический конструкт имеет определенные смысловые аналоги, связан с различными концептами, рассматривающимися в отечественных психологических теориях: «образ», «оперативный образ», «информационная основа деятельности», «субъективный опыт», «категориальная структура сознания».
Cоответственно, ментальная репрезентация имеет уровневую организацию, зависит от целей деятельности (обладает свойством оперативности) и является элементом образа мира. Выполняет ряд функций, основными из которых являются регулирующая, прогностическая функции [10].

1.2. Становление понятия ментальной репрезентации
Истоками понятия ментальной репрезентации в психологии было представление о психической (ментальной) репрезентации как об отражении некоторых качеств внешнего мира. Такое понимание разрабатывалось в экологическом подходе, в котором постулировалась, что организм отражает во внутренних состояниях изменения, происходящие во внешнем мире.
Знание и его репрезентация, – указывали, например, специалисты по искусственному интеллекту, – это главные проблемы когнитивной науки, формулируемые здесь как вoпрoсы о том, «какие структуры данных целесообразны для представления знаний» и «какие операции на этих когнитивных структурах необходимы для того, чтобы обеспечить разумное пoведение человека» [9, C.8].
Спустя десятилетие в своем «Введении в когнитивную науку» Р. Тагард отмечал, что «большинство кoгнитoлoгoв соглашаются с тем, что знание в разуме человека состоит из ментальных репрезентаций» и что «когнитивная наука утверждает: люди обладают ментальными процедурами, которые оперируют ментальными репрезентациями для осуществления мышления и действий». По П. Тагарду, к основным типам конгнитивистских ментальных репрезентаций относятся: правила, концепты, аналогии, образы и «коннекционистские связи» (то есть, искусственные нейронные сети).
В когнитивную науку понятие репрезентации пришло из психологии, где оно имело более узкий смысл. Полемизируя с Ж. Пиаже, в трудах которого термины «символизация» и «репрезентация» почти взаимозаменимы, Э. Бейтс определяет термин «репрезентация» как «вызывание в памяти различных процедур действия для оперирования с объектом при отсутствии перцептивного подкрепления со стороны объекта» [3, C.50]. Несмотря на то, что главное для символической деятельности, как и для репрезентации – это «способность замещать» (в частности, при репрезентации объектов в памяти), по Э. Бейтс, между символизацией и репрезентацией существуют важные различия. Так, репрезентация «статична» и создает «ментальные единицы» (mental entities), а символизация, предполагающая прежде всего единицы материальные, выборочна: при ней выбираются некоторые части целого, которые должны «представлять» [3].
В повседневном языке недаром слово репрезентация производно от глагола: репрезентация – придание динамики рассматриваемому объекту, оживление его. Дополнительно к «отражению», репрезентация, по переносу, само получает собственную динамику, поскольку может, например, смещать фокусы внимания, которыми «отражаемый» объект не обладает сам по себе: «Но человеческая ментальная репрезентация и язык как наиболее часто упоминаемая разновидность ее, как известно, переполнена постоянными изменениями перспективы, связанными с укрупнением или уменьшением, с постоянной перекадровкой, какой является «ментальная» репрезентация всех биологических организмов [9]. Неужели человеческая когниция – в том числе, по Расселу, и человеческий язык – нелогична, противоречива, неадекватна задаче репрезентирования реальности?». Поэтому-то возможна динамичная репрезентация даже для застывших ситуаций, объектов: даже неподвижным сущностям в рамках динамичных репрезентаций может приписываться кипение страстей.
Bходя в определение большого числа когнитивистских терминов, само понятие «репрезентация» так и не приобрело общепринятого определения. Так, до сих пор часто смешиваются представления о ментальных репрезентациях, с одной стороны (т.е. в сознании человека), и о языковых репрезентациях (т.е. репрезентациях, объективированных или объективируемых в языке).
B силу того, что научно – «концептуальных» популярность когда-то очень популярного термина снизилась.
Bо-первых, появились новые модели деятельности сознания (прежде всего, коннекционистские или модели PDP – параллельно распределенных процессов – при обработке данных,). Эти новые модели иногда отказываются полностью или частично от представления (господствовавшего ранее в когнитивизме) о мыслительной деятельности как деятельности символической, т.е. связанной с манипуляциями символами и, в частности, с репрезентациями как знаковыми образованиями.
Bо-вторых, новые веяния в когнитивной науке, развитие «нейролингвистики» и биолингвистики вызвали острую критику «репрезентационализма» извне и изнутри когнитивизма [7]. Эта критика – своеобразный научный ритуал прощания с идеей тривиализованной или нереализованной, не оправдавшей надежд. Такова обычная горькая судьба «преднаучного» термина, обильно применяемого в рамках определения других терминов, но не получающего достаточно четкого операционального определения в рамках своей «родной» дисциплины.
Если понаблюдать за судьбой этого понятия и «репрезентационализма» в самых общих чертах, можно отметить, что ослабление их позиций произошло начиная примерно с середины 1990-х гг., эти понятия стали употребляться все меньше, а затем и подверглись острой критике или же полному забвению.
Интересно, что в российских работах когнитивного направления подобное словоупотребление продолжается, а синонимами оказываются также и глаголы «представлять» и «репрезентировать», хотя зачастую и в значении, далеком от терминологического и вне прямой связи с понятием ментальных репрезентаций.
B современной литературе к тому же не всегда проводится разграничение между ментальными репрезентациями (в сознании) и «объективированными» (ментальными) репрезентациями в языке. Это смешение понятий может, в принципе, привести не только к неточному использованию соответствующих терминов, но и к смешению двух разных проблем – одной, касающейся вопроса о том, как мы видим мир и как этот мир отражен в существующих мнениях, знаниях и верованиях людей (т. е. в концептуальной системе как осознаваемой части нашего сознания), и как – в отличие от этого – часть названной концептуальной системы объективирована языком и представлена таким образом в форме языковых репрезентаций [9].
Между тем серьезных оснований для отказа от понятия ментальных репрезентаций, на наш взгляд, все же не существует. Более того, принимая это понятие и подчеркивая его значимость во многих ментальных процессах, а также необходимость его дальнейшего (в том числе, и чисто экспериментального) исследования, ученые полагают, что оно по-прежнему должно входить в круг важнейших понятий когнитивной науки и когнитивной лингвистики. Нужно только попытаться еще раз дать ему рабочее определение.
Репрезентации знаний устроены таким образом, что позволяют чисто формальным, алгебраическим путем производить вычисления новых знаний на основе хранимых. Таков, например, формальный аппарат силлогизмов Аристотеля как своеобразных репрезентаций логического знания.
Итак, понятие репрезентации знания всегда включает как указание на отражение или отображение чего-либо (причем как во внешнем мире, так и, чаще всего, в сознании человека), так и на «выводимые» знания, порождаемые самой репрезентацией. В этом полный параллелизм с употреблением слова репрезентация.
Bсе художественные произведения, основываемые человеком на естественном языке, являются вербализующими репрезентациями вымышленного мира, первоначально зарождающимися в сознании автора произведения. При этoм, поскольку репрезентации этого типа представляют фантазийный, не существующий в действительности мир, их можно считать созданными исключительно с помощью языковых процедур, т. е. с помощью операций над знаками сoответствующего естественного языка. И в этом отношении художественные произведения напоминают прототипические репрезентации метаязыка.
Сегoдня наиболее перспективно рассмотрение того, как (например, в трактовке Э. Бейтс) репрезентация задает процедуры действия, т.е. указывает на воспроизведение в сознании оперативного знания, – «знания, как», противопоставляемого знанию декларативному – «знанию, что». Причем в задачи психолога прежде всего входит исследование невербализованного знания (навыков, умения), а лингвиста интересует первую очередь знание вербализованное, связанное с языком и – преимущественно – декларативное [9].
Утверждению понятия репрезентации в указанном выше смысле – и продолжающемуся его расширению – способствовали, далее, прежде всего работы, касавшиеся репрезентаций в сознании человека самого языка. Здесь нельзя не указать на факт осознания исключительной важности языка и языковых данных для всей когнитивной науки.
Естественнo, что если когнитивная наука поставила своей основной целью исследование разума и интеллекта человека как системы, отвечающей за все виды его деятельности с информацией и обеспечивающей нормальное протекание разнообразных ментальных процессов (прежде всего – процессов мышления), а эта система понималась как охватывающая все когнитивные способности человека – внимание, вoсприятие, воображение и т. д. и т. п., то все эти когнитивные способности и оказались в поле зрения представителей новой когнитивной парадигмы знания. У истоков когнитивной науки, соответственно, и стояли в первую очередь психологи, издавна занимавшиеся указанными способностями. Но ведь и психологи признавали особое место способности говорить и понимать услышанное как когнитивных способностей: психологи издавна занимаются психологией речи. Рассмотрению подобных проблем, возникших уже при зарождении когнитивной науки, и была посвящена замечательная книга двух ведущих американских психологов – Дж. Миллера и Ф. Джонcoнa-Лэрда «Язык и восприятие» в 1974 г. В этой книге авторы в рамках новых кoгнитивистских понятий проанализировали то, как в языке и в языковых значениях слов отражаются переработанные в психике человека итоги его познавательных процессов, результаты восприятия мира и т. п. [9].
Таким образом, во-первых, репрезентации являются важной частью нашего сознания: они в отличие от других ментальных образований, имеющих знаковую природу, осознаваемы, т.е. мы всегда, когда нам это кажется нужным, можем представить себе на внутреннем «экране» любой объект, любую ситуацию – как из числа реальных окружающих нас предметов или лиц, так и из числа воображаемых событий. Мы легко «прокручиваем» про себя любые «фильмы». Мы можем доказать это и экспериментально, прося испытуемых вообразить что-либо конкретное (опять-таки из любого множества предметов и ситуаций и опять-таки реальных и вымышленных) и затем описать результаты этого в виде «увиденного», причем увиденного при закрытых глазах! То, что мы «видим» на внутреннем экране, и есть ментальная репрезентация. Нет оснований сомневаться и в ее знаковом характере: она выступает как замещающая то, что просил экспериментатор.
Сказанное, однако, никак не означает, что нам ясна природа подобных репрезентаций, и дело занимающихся нейролингвистикой установить, в какой именно чувственной ткани находят свое «воплощение» (embodiment) сами репрезентации. Как у каждого знакового образования и у ментальных репрезентаций должно быть свое тело, своя форма их материализации (в частности, например, некий участок мозга, который при этом активизируется; неясно, однако, насколько такая активизация отличается от активизации, фиксируемой при осуществлении иных ментальных процессов – мышления, восприятия, обдумывания речи и т.д.). Но эти исследования уже не составляют компетенции лингвиста, – физиологическая сторона обсуждаемых проблем уже выходит за пределы его знаний [9].
Во-вторых, сегодня существует необходимость исследования ментальных репрезентаций и при изучении онтогенеза речи. Ведь, несомненно, существует в развитии ребенка такой его доречевой период, когда ребенок еще не говорит, но уже начинает понимать обращенную к нему речь и способен выполнить простейшие просьбы взрослых. Он может указывать на называемый взрослым предмет и/или дать его, он может принести что-то из соседней комнаты или начать готовиться к обозначаемому взрослым действию. В этот период когнитивное развитие ребенка явно опережает его речевое развитие. Но ни указания на предметы, ни выполнение перечисленных нами действий не могли бы осуществляться, если б у ребенка не были бы сформированы соответствующие ментальные репрезентации, предшествующие по своей сути формированию у детей идеальных сторон конвенциональных знаков. Возможно, таким образом, считать ментальные репрезентации либо дознаковыми (предзнаковыми) сущностями, либо знаковыми образованиями, стоящими ниже собственно (языковых) знаков по степени их конвенциональности. Так или иначе, но ментальные репрезентации, формирующиеся у детей, следует считать предшественниками подлинных знаков, а само первое открытие в овладении знаками, заключающееся у ребенка в понимании того, что у предметов есть имена, полагать связанным с формированием у него первых и простейших отражений окружающего его мира с первичными же репрезентациями его отдельных фрагментов.
В-третьих, никто еще не опроверг главной гипотезы всей когнитивной науки: мышление лучше всего может быть понято в терминах репрезентационных структур, характеризующих разум человека и тех процедур, которые касаются этих структур и с ними производятся. А поскольку репрезентации участвуют и во многих других ментальных процессах – восприятии, воображении и т. п., их анализ должен быть продолжен.


Выводы по главе 1
Таким образом, можно отметить, что понятие «ментальной репрезентации» разрабатывается в рамках различных психологических школ и направлений, каждое из которых описывает данное явление с определенной позиции и при этом отмечает соответствующую сторону этого явления. При этом следует сказать, что все эти термины, по сути, заключают в себе, в качестве когнитивного компонента информацию, знания о ситуации, внешнем мире, себе, которые могут быть представлены в различных (семантической, образной) формах. При этом, выделяя, описывая, познавая реальность, человек ее определяет для себя (процесс категоризации), пользуясь при этом определенными категориями. Применительно к нашему дальнейшему исследованию, целью которого является определить компоненты ментальной репрезентации ситуаций жизненного пути в юношеском возрасте, мы будем придерживаться следующей позиции.
Результатом познания или ментальной репрезентацией ситуации является знание, состоящее из определенных категорий (компонентов), посредством которых человек ее (ситуацию) характеризует.
Репрезентации являются важной частью нашего сознания. Сегодня существует необходимость исследования ментальных репрезентаций и при изучении онтогенеза речи. Никто еще не опроверг главной гипотезы всей когнитивной науки: мышление лучше всего может быть понято в терминах репрезентационных структур, характеризующих разум человека и тех процедур, которые касаются этих структур и с ними производятся.


Глава 2. Теории ментальных репрезентаций2.1.Классификация теории ментальной репрезентации
Условно все теории ментальной репрезентации можно подразделить на два класса: те, в которых предполагается один формат ментальной репрезентации и те, в которых таких форматов несколько (два) [2].
Сторонники единого формата ментальной репрезентации полагают, что разная информация кодируется с помощью единых ментальных единиц. Сторонники множественного формата ментальной репрезентации исходят из того, что имеется принципиально несколько различных форматов ментальной репрезентации, объясняющих вариативность функционирования когнитивной системы [6].
В зависимости от исходного набора признаков и прилагаемых к ним операций все унитарные теории ментальной репрезентации можно условно разделить на три класса:
1. Признаковые
2. Модели сети
3. Коннекционистские
В признаковых моделях структурными единицами ментальной репрезентации являются признаки. В самой ранней признаковой модели 1969 года Коллинза и Квилиана [13], объект однозначно задавался набором признаков, объединенных в таксономию. Таксономия состоит из узлов и связывающих их дуг. В каждом узле, который репрезентирует концепт, хранятся только признаки, присущие данному концепту. Авторы ввели меру общности концептов, используя понятие дистанции, которое измеряется количеством шагов, отделяющих сравниваемые концепты друг от друга. В результате каждый объект задается совокупностью признаков по всему дереву класса. Е. Смит, Е. Шобен и Л. Рипс в 1974 году ввели в модель ментальной репрезентации помимо обязательных, или дефинитивных, признаков, подчиняющихся таксономической организации, еще и «случайные», «характеристические». С их помощью удается смоделировать вариативность ментальной репрезентации объекта в пределах неизменной категории. В различных вариантах в признаковых моделях вводятся разные операции, описывающие связи между признаками, а также их весовые коэффициенты, позволяющие описать объекты через профиль признаков. Например, Р. Шепард, используя процедуру многомерного шкалирования, разработал «геометрическую модель», в которой стимулы репрезентируются как точки в координатном пространстве, имеющем разную метрику. В сити-блок метрике каждое измерение стимула перерабатывается независимо; в евклидовой метрике переработка стимула по различным изменениям не является независимой [5].
В сетевых моделях ментальной репрезентации описывается посредством сетей. Сеть состоит из узлов и связей между ними. В коннекционистских моделях ментальной репрезентации объекта (события) описывается как распределение активации по сети, однако, в отличие от сетевых моделей, в основу функционирования сети положен принцип параллельности. Допускается, что элементы связаны между собой нелинейно и влияют друг на друга. Каждый элемент имеет некое состояние активации, которое непрерывно или дискретно изменяется. Считается, что система стремится к равновесному распределению активации и что инстанция, следящая за распределением активации, находится в сети [16].
Сторонники множественных форматов репрезентации исходят из того, что имеется принципиально несколько различных форматов ментальной репрезентации. Разные форматы обладают разными свойствами (специфичный формат входа, хранения и выхода), и, следовательно, недопустимо описывать одну форму репрезентаций (например, образную) в терминах, присущих другой форме репрезентации (например, вербальной) [16].
Самой известной моделью двойной репрезентации является модель А. Пайвио. Он предположил, что существует две независимых системы репрезентации — образная и вербальная, и каждая из них специализируется в кодировании, организации, хранении и воспроизведении разных типов информации. Между обеими системами существуют связи на нескольких уровнях [5].
С именем С. М. Косслина связывается введение деления объема понятия на два класса для описания ментальной репрезентации: образной/пропозициональной, или аналоговой/абстрактной. Аналоговая репрезентация является недискретной и конкретной (т.е. тесно связанной с определенной модальностью, или модально-специфичной). Пропозициональная репрезентация является дискретной, построенной по определенным правилам синтаксиса (т.е. модально-неспецифичной). В большинстве исследований аналоговая репрезентация связывалась с образным кодом. В работах, посвященных работе образного кода и образной репрезентации, были получены экспериментальные факты о специфике ментальных образов.
Наряду с различными форматами ментальной репрезентации психологические теории можно разделить на одноуровневые и многоуровневые. Примером модели, которая обслуживается единым форматом, но имеет многоуровневую архитектонику, является теория Дж. Фодора [15]. Здесь аксиоматически вводится единый пропозициональный формат репрезентации, порождающий две формы познания — так называемые управляемые и модулярные процессы. В некоторых моделях коннекционизма также постулируется единый формат репрезентации, но предполагаются разные уровни переработки и репрезентации информации.
Примером модели, имеющей как разные форматы, так и несколько уровней, может служить модель C. M. Косслина, в которой постулируются два формата ментальной репрезентации: образные файлы и пропозициональные файлы. Оба вида файлов могут взаимодействовать друг с другом и порождать визуальные образы, обладающие как пространственными, так и пропозициональными характеристиками.
Помимо форматов и уровней ментальной репрезентации, принято различать несколько форм ментальной репрезентации: образные, концептуальные, репрезентации, связанные с действием, и социальные репрезентации. Эти формы репрезентаций различаются единицами ментальной репрезентации. Единицей образных репрезентаций являются имагены, которые отличаются от образов восприятия рядом свойств [5].
Единицей концептуальных репрезентаций являются концепты, или естественные категории, которые обозначаются словами обыденного языка. Концепты различаются по уровню общности и объему (числу элементов, образующих данный концепт). В разных моделях по-разному задается общность между элементами концепта; например, согласно релятивистской точке зрения, некоторые элементы концепта оказываются более репрезентативными примерами, по сравнению с др.
Репрезентации, связанные с действием, или функциональные репрезентации, также рассматриваются как организованные в таксономическую сеть. Структура функциональных репрезентаций организована двумя компонентами: целью действия и способом его реализации. Функциональные репрезентации тесно взаимодействуют с образными. Е. Ю. Артемьева разработала модель «семантических универсалий», которые, наряду с концептуальными и образными компонентами, включают функциональные структуры.
Социальные репрезентации изучались преимущественно в социологии и в социальной психологии. Социальные репрезентации играют важную роль в поддержании социальных контактов, а также в адаптивном планировании, в предвосхищении и реализации скриптов. Помимо этого, социальные репрезентации участвуют в формировании и поддержании «образа Я», отвечают за использование приемлемых способов социального поведения и за интерпретацию поведения др. лиц.
Иногда при построении моделей ментальных репрезентаций используется критерий их функционирования. В таком случае выделяют постоянные и временные ментальные репрезентации. Первые отражают относительно стабильную систему знаний и являются частью долговременной памяти, вторые — знания ситуационные; они формируются применительно к выполняемой деятельности, зависят от целей и условий. Постоянные репрезентации изучались в связи с проблемой формирования понятий, построения новых категорий, создания схем и скриптов. Временные репрезентации исследовались в связи с проблемой организации и управления поведением [6].
Постоянные и временные репрезентации взаимно влияют друг на друга; изменение постоянных репрезентаций происходит в ходе как онтогенеза, так и микрогенеза. Особый вариант соотношения постоянных и текущих репрезентаций развивается в школе П.К. Анохина и в модели построения движений Н.А. Бернштейна.

2.2. Теории и исследования вербального кода и пропозициональной репрезентации
Дж. Андерсон полагал, что знания хранятся в памяти в форме пропозиций. Пропозиции — это «наименьшие единицы знания, которые могут быть выделены в отдельное высказывание» [1; C.79]. Пропозиция имеет форму, напоминающую форму суждения, в которую входят аргумент и предикат(ы). Объектные сущности являются аргументами, а связи между ними описываются предикатами. По определению, предикатом является нечто, что имеет один или несколько аргументов. (Примерами предикатов могут служить предлоги, а аргументами «концептуальные сущности».)
Пропозициональные репрезентации напоминают языковые репрезентации, которые отражают содержание независимо от модальности получения информации. Эти репрезентации являются дискретными, эксплицитными, абстрактными и строятся в соответствии с определенными правилами.
Пропозиционный анализ используется при интерпретации текстов. Несомненными авторитетами в этой области являются B. Кинч и Т. А. ван Дейк. Кроме того, исчисление предикатов используется при построении моделей искусственного интеллекта [6].
Мысленные образы как специфичные способы кодирования, отличные от вербального, исследовались в работах Б.Ф. Ломова, А.А. Гостева.
Специфика образных репрезентаций и их несводимость к вербальным доказывается в экспериментах Сайта. Испытуемым предлагался эталон (в визуальной или вербальной форме), который представлял собой прямоугольник с тремя геометрическими фигурами: из них одна находилась в верхней строке, две других — в нижней.
Испытуемые должны были ответить, являются ли предъявляемые варианты ответов в заданиях с выбором, не являющиеся правильными решениями, но внешне близкие к правильному решению эталоном. Использовались три дистрактора: в первом элементы располагались не пространственно, а линейно; во втором пространственное расположение элементов повторяло эталонное, но один из элементов был заменен новым; в третьем элементы предъявлялись линейно, и один из них также заменялся новым. Оказалось, что в случае графического предъявления критическим является нарушение пространственных характеристик; в случае вербального предъявления (вместо рисунков фигур в тех же позициях помещались слова) линейная конфигурация имела преимущества. Таким образом, можно утверждать, что в случае образного кодирования сохраняются пространственные характеристики стимулов, тогда как в основе вербального кода лежат временные характеристики [6].
Когда мы ввели понятие формата с целью описания ментальных репрезентаций, мы тем самым определили «алфавит», в котором кодируются признаки. Однако признаки, закодированные в одном или в нескольких форматах, могут располагаться либо на одном уровне, либо на нескольких соподчиненных уровнях. Тогда можно говорить о моделях, различающихся по количеству уровней.
К одноуровневым моделям, в которых постулируется единый формат ментальной репрезентации, можно отнести модели сети и коннекционистские модели. Действительно, состояние сети, характеризующееся распределением активации, моделирует ментальную репрезентацию. К одноуровневым же моделям следует причислять модель двойного кодирования A. Пайвио, в которой формат кодирования определяется не уровнем переработки, а особенностями сенсорного входа.
Примером модели, обслуживаемой единым форматом, к которому прикладываются разные алгоритмы функционирования, может служить модель Дж. Фодора. Автор аксиоматически вводит единый — внутренний, пропозициональный формат репрезентации. Однако единый формат порождает две формы познания — так называемые управляемые и модульные процессы [17].
Согласно Дж. Фодору, модули суть системы автоматической переработки, которые характеризуются следующими свойствами:
специфичностью (модули предназначены для специфичной переработки, например, для перевода графем в фонемы);
инкапсулированностью информации (ограниченный доступ к информации);
непроницаемость в отношении влияния центральных процессов, т.е. репрезентации более высокого уровня не модифицируют работу модулей;
скоростью;
принудительным характером протекания, т.е. модульные процессы нельзя затормозить.
К модульным процессам Дж. Фодор причисляет восприятие и понимание языка, а к центральным — рассуждение, построение знаний и верований.
Многоуровневая структура, составленная из унитарных единиц формата, может задаваться с помощью операций, например, операций распространения активации по сети или операции «включения».
Так, в коннекционизме постулируется единый формат репрезентации, но с помощью правил распространения активации удается достаточно хорошо смоделировать разные «уровни» переработки и репрезентации информации.
В класс таксономических моделей входит множество теорий, отличающихся прежде всего пониманием того, что есть признак и каковы правила организации признаков в таксономии (включение в класс, часть—целое и т.д.). В подавляющем большинстве таксономических моделей удается при помощи специально заданных операций описать структуру знаний в виде уровневой организации.
В модели А. Трисман отдельные признаки кодируются параллельно посредством сепаратных модулей, образуя так называемые «карты признаков». Независимо происходит кодирование локаций этих же признаков. Различные карты признаков связаны друг с другом через мастеркарту. В новой версии теории постулируется существование второго уровня кодирования — включение признаков в эпизодические (временные) репрезентации. Последние, получившие название объект-файла, служат интеграции признаков.
Итак, классические одноформатные модели достаточно хорошо симулировали стабильную структуру знаний посредством унитарных единиц, однако их объяснительные возможности заметно уменьшились при необходимости моделирования всевозможных эффектов «контекста» и переработки амбивалентной информации.
С именем Э. Рош связывают появление двух важных понятий, определивших экспериментальное изучение структуры знаний в течение последних 25 лет: понятия базового уровня и понятия типичности. Базовый уровень, согласно Э. Рош, — промежуточный уровень абстракции, спонтанно актуализируемый испытуемыми при выполнении широкого класса когнитивных задач. Под типичностью Э. Рош понимала самый репрезентативный пример на базовом уровне абстракции. Было получено много экспериментальных подтверждений негомогенности таксономической структуры категорий и наличия в этой структуре предпочтительного уровня абстракции. На этом уровне абстракции находятся самые репрезентативные (типичные) примеры категории, названные прототипами. Переработка на этом уровне происходит эффективней: прототипы легче называются, визуализируются, запоминаются. Таким образом, было показано, что в ментальном пространстве нарушается евклидова метрика: при сравнении двух объектов существенным для результата оценивания является то, что испытуемый выбирает в качестве точки референции.
Г. Носовский в дополнение к параметру близости объектов вводит параметр «пристрастности ответа», понимая под этим силу, с которой пример хранится в памяти. Разработанная им «генерализованая контекстная модель» позволяет предсказать, почему сходство между двумя неизменными стимулами субъективно не оценивается как неизменное.
Согласно автору, «высокочастотные примеры действуют как «магниты» в психологическом пространстве, притягивая к себе близлежащие примеры.
Итак, если в качестве точки референции используется прототип, то объекты «притягиваются» к нему. Таким образом, можно сказать, что прототипы оказывают максимальное интерферирующее воздействие на объекты, принадлежащие к той же категории. К аналогичным выводам пришла Б. Кордье. В ее экспериментах испытуемые выполняли задачу сопоставления различных примеров, принадлежащих к одной и той же категории. Оказалось, что расстояние от типичного примера к нетипичному меньше, чем от нетипичного к типичному. Другими словами процедура, обратимая с логической точки зрения, оказывается необратимой с психологической [6].
В экспериментах Дюбуа и Дени показано, что эффективность называния рисунков (животных) — отнесения их к какой-либо категории — зависит от степени типичности изображенных на них животных и прежде всего от перцептивных черт, несущественных с точки зрения категоризации перцептивных черт.
Сходную точку зрения развивает Д. Дени. Автор исследует природу когнитивных карт, представляющих собой ментальную репрезентацию среды, и приводит аргументы в пользу того, что в когнитивных картах одновременно отражаются и метрические, и топологические признаки. В своих собственных экспериментах автор доказывает возможность построения аналоговой и пропозициональной репрезентации на основе, как образной, так и вербальной информации. Д. Дени сравнивает когнитивные карты, которые формируются у испытуемого после прочтения фразы, описывающей расположение отдельных точек, и после перцептивного ознакомления с этой картой. Он приходит к выводу, что, во-первых, продолжительность прочтения намного больше в том случае, если нарушается континуальность описания элементов (которые находились рядом), и во вторых, когнитивные карты, формирующиеся в результате прочтения и перцептивного опыта, имеют структурное сходство [6].
Сложное соотношение метрических и топологических параметров ментальной репрезентации выявлено в исследованиях, проведенных в парадигме построения когнитивных карт в процессе освоения среды. Ограниченный объем главы не позволяет детально рассмотреть данный вопрос применительно к процессам онтогенеза, в зависимости от стратегий обучения при активном и пассивном перемещении в пространстве (у слепых и зрячих испытуемых). С результатами специальных исследований по затронутой проблеме можно ознакомиться в работах Е.А. Сергиенко и И.В. Блинниковой.




Выводы по главе 2
Таким образом, анализ психологической литературы показал, что:
В когнитивной психологии ментальная репрезентация несет в себе информацию, знания о ситуации, внешнем мире, себе, которые могут быть представлены в различных, например семантической, образной формах. При этом, выделяя, описывая и познавая реальность, человек ее определяет для себя, пользуясь при этом определенными категориями. Результатом ментальной репрезентацией является знание, состоящее из определенных категорий, посредством которых человек эту ситуацию характеризует.
В связи с важностью поиска разновидностей познания для личностного развития все теории ментальной репрезентации условно делят на два класса: те, в которых предполагается один формат ментальной репрезентации и те, в которых таких форматов несколько.
В зависимости от исходного набора признаков и прилагаемых к ним операций все унитарные теории ментальной репрезентации условно разделены на три класса: признаковые, модели сети и коннекционистские.
В признаковых моделях структурными единицами ментальных репрезентаций являются признаки.
В сетевых моделях ментальные репрезентации описывается посредством сетей. Сторонники множественных форматов репрезентации исходят из того, что имеется принципиально несколько различных форматов. Наряду с различными форматами ментальных репрезентаций психологические теории можно разделить на одноуровневые и многоуровневые.
Помимо форматов и уровней ментальных репрезентаций принято различать несколько форм: образные, концептуальные, репрезентации, связанные с действием, и социальные репрезентации. Эти формы репрезентаций различаются единицами ментальных репрезентаций. Структура функциональных репрезентаций организована двумя компонентами: целью действия и способом его реализации. Функциональные репрезентации тесно взаимодействуют с образными. Е.Ю. Артемьева разработала модель «семантических универсалий», которые, наряду с концептуальными и образными компонентами, включают функциональные структуры.
По мнению Дж. Андерсона, знания хранятся в памяти в форме пропозиций. В свою очередь пропозициональные репрезентации напоминают языковые репрезентации, которые отражают содержание независимо от способа получения информации.
В коннекционизме постулируется единый формат репрезентации, но с помощью правил распространения активации удается достаточно хорошо смоделировать разные «уровни» переработки и репрезентации информации.
Было показано, что в ментальном пространстве нарушается евклидова метрика. И если в качестве точки референции используется прототип, то объекты «притягиваются» к нему.
Актуальность темы исследования. Эффективное обеспечение национальной, региональной и международной безопасности неразрывно связано с необходимостью устранения угроз, вызванных неконтролируемым обострением этнополитических конфликтов с перспективой перехода в фазу вооруженного противоборства. Следствием вооруженного насилия, которое сопровождает подобные конфликты, может быть распад государств, дискриминация людей по этническому признаку, ущемление отдельных общин и жертвы среди мирного населения. Эти признаки присутствуют во многих конфликтах последнего времени, включая конфликт в крае Косово и других подобных конфликтах на территории бывшей Югославии.Этнополитические конфликты были и остаются одним из основных факторов международной нестабильности. Они обозначены присутствием выразительных идеологических аспектов, которые касаются не только кризиса межэтнических отношений, но и широкого международного контекста. Обычно в конфликтах этнополитического характера присутствует четко выраженная идеологическая составляющая (этнический, этнорасовый или политический национализм), которая существенно препятствует ослаблению напряженности и стабильному урегулированию. Идеологизированный национализм иногда приобретает ведущее значение даже в государствах и обществах, состояние которых в течение длительного времени было обозначено относительной социально-политической и экономической стабильностью. При этом экономические трудности или чувство культурной неполноценности, пусть и временные по своей природе, могут приводить к повторным вспышкам конфликта и возобновлению конфронтации.Другим важным аспектом этнополитических конфликтов является не только их способность дестабилизировать внутриполитические процессы, но и способность распространяться на соседние государства, дестабилизируя ситуацию в близлежащих субрегионах. В ходе эскалации и интернационализации конфликта ведущие мировые и региональные державы пристают к той или иной конфликтующей стороне и тем самым способствуют распространению влияния конфликта за пределы определенной страны или территории. О ходе первого Косовского конфликта стоит отметить, что его интернационализация активизировалась с начала 1998 г. в связи с обострением ситуации в крае, когда Союзная Республика Югославия (СРЮ), тогда возглавляемая президентом С. Милошевичем, приняла ряд дискриминационных мер против албанского населения Косово. В ответ на политические ограничения албанское население Косово через лидеров своих политических организаций обратилось за помощью к западным государствам. Обострение напряженности, в свою очередь, привело к тому, что в марте 1999 г. международное вмешательство трансформировалось в военную операцию НАТО против СРЮ.Позиция Российской Федерации как активного противника этого военного вмешательства вызвала раскол в международном сообществе отношений на два лагеря, причем Россия в то время оказалась в меньшинстве. Однако, несмотря на то, что в 1999 году в Совете Безопасности ООН был достигнут компромисс в форме резолюции 1244, конфликт интересов между Россией и США / ЕС по Косово не исчез. Несовпадение интересов и подходов на время приобрела латентный характер. Однако впоследствии, когда Россия начала возвращать себе влияние на международной арене, которое было потеряно в течение 1990-х годов, споры вокруг статуса и способов разрешения конфликта в Косово вновь всплыли на поверхность.Эмпирический опыт международно-политического взаимодействия свидетельствует, что конфликты, даже в достаточной степени локализованы по своим объективным признакам и пределам распространения, могут иметь существенное влияние на систему международных отношений. На основании течения конфликта в Косово можно констатировать, что обострение противоречий между Западом и новой, более уверенной в себе Россией, создало причудливую ситуацию сосуществования в Косово нескольких политико-правовых форматов внутреннего и внешнего управления, или конфликтующих «юридических реалий». Речь идет о том, что местные властные структуры Косово как государственного образования, которое провозгласило частично поддержанную извне независимость, признают полномочия офиса Международного гражданского управления (МЦУ; англ. - ICO), созданного для надзора за деятельностью властных учреждений Косово после провозглашения независимости, но не признают руководящую роль Миссии ООН по делам временной администрации в Косово (МООНК; англ. - UNMIK). Органы государственной власти Сербии не признают МЦУ, но настаивают на сотрудничестве с ООН. Таким образом, фактически структуры и органы ООН могут обсуждать вопросы, важные для Сербии, но не могут добиться выполнения этих решений со стороны местных властей Косово. С другой стороны МЦУ может влиять на власти Приштины, но эта структура не признается Белградом. В результате, МЦУ и ООН поставлены перед необходимостью договариваться о том, как решать те или иные проблемы или ситуативные факторы, имеющие значение для властных структур Белграда и Приштины. Так что МЦУ официально не признано Советом Безопасности ООН, и поскольку ее мандат непосредственно связан с признанием независимости Косово, сотрудничество между ООН и МЦУ приобрело проблематичный характер, по крайней мере, с юридической точки зрения. Таким образом, все четыре взаимодействующие стороны - Приштина (власти Косово), Белград (Сербия), МЦУ и Миссия ООН часто должны обращаться за помощью к другой внешней стороне - чаще в ЕС - для выполнения посреднических функций при заключении любых важных соглашений, касающихся Косово. Возникают отдельные моменты, когда такая противоречивая ситуация создает большие препятствия для функционирования региональных экономических организаций, где решения принимаются консенсусом. В таких случаях возникают споры через различные юридические интерпретации статуса края, поскольку до сих пор нет четкого ответа на вопрос, кто и в какой степени должен представлять Косово.Стоит отметить, что урегулирование современных локальных и субрегиональных конфликтов осложняется активным распространением новейших информационно-коммуникативных технологий, способствующих активизации националистических радикальных идеологий как факторов нестабильности в измерениях национальной, региональной и глобальной безопасности. Новые политические и информационные технологии обеспечивают быстрый доступ к населению, что облегчает мобилизацию с использованием националистических, религиозно-конфессиональных или этнорасовых импульсов. Процессы активизации и возмущения сознания, на которые раньше уходили годы, за использование современных моделирующих методов теперь могут осуществляться всего за несколько месяцев.В России конфликты в Боснии и Косово толковались не столько с точки зрения экономического, сколько с точки зрения их политического измерения, поскольку в обоих случаях требовалось определение официального подхода. Актуальность выбранной темы непосредственно связана с применением комплексного анализа конфликта на территории Югославии в смысле оценки и обоснования международно-политических последствий принятия и признания односторонне провозглашенной независимости этой территории со стороны группы государств, что позволит соответствующим органам государственного управления определить положительные и отрицательные аспекты ситуации вокруг конфликтов с точки зрения интересов внешней политики РФ.Прецедент провозглашения независимости Косово стал поводом для активизации дискуссии в политических, дипломатических и академических кругах по поводу оценки имеющихся методик урегулирования этнополитических конфликтов, а также - в более широком смысле, по поводу новых тенденций в сфере европейской и международной безопасности. Одновременно с чисто практических соображений русская дипломатия и политическая наука объективно заинтересованы в анализе потенциальных сценариев урегулирования Косовского конфликта. Тоже самое касается и вариантов, при которых просматривается возможность применения подобных прецедентов в подобных конфликтах в других регионах, так же как и разработки адекватных альтернативных подходов, которые позволяли бы избегать дезинтеграции и распада многосложных обществ. В этом смысле заслуживает большего внимания и тщательного изучения опыт этнополитических конфликтов на территории бывших СССР и Югославии, включая моделирование сценариев, при которых можно было бы избежать перерастания вражды в фазу вооруженного противостояния.Обращение к анализу различных аспектов конфликтов этнополитического характера также важно с точки зрения долговременной участия России в различных миссиях миротворческого характера и миссиях по реагированию на кризисы. Ролевые потребности внешнеполитической деятельности России как участника различных операций в зонах конфликтов определяют необходимость аналитической обработки и научно-теоретического обобщения опыта миротворческой деятельности, а также разработки соответствующего инструментария, пригодного для совершенствования механизмов урегулирования этнополитических конфликтов. Представленное исследование, посвященное анализу причин, движущих сил, основных фаз, особенностей и потенциальных последствий конфликта в Косово дополняет отечественную науку и политологическое теорию по проблематике международных отношений и типологии конфликтов.Степень научной разработанности. Рассмотрены позиции и концептуальные подходы основных научных школ, которые исследовали феномен этнополитического конфликта, включая влияние конфликтов этого типа на отношения международной безопасности. В процессе анализа идеологической и безопасности составляющих этнополитических конфликтов выделены три основных подхода. В рамках ценностного подхода (А. Волферс, Д. Гадди, Дж. Джонсон, Д. Кауфман, Р. Коэн, М. Михалка М. Браун, С.И.Гриффитс, С.. Хантингтон, Г. Мелсон, р.д . Конглтон, И. Онищенко, Дж. МакГарри, Б. О’Лири, Р. де Фигейредо, Р. Хардинг, Дж.Д. Фирон, Р.А. Ле Он, М. Игнатьефф) оборонные факторы рассматриваются в контексте защиты ценностей общества, причем не только как защищенность этнонациональных ценностей, но и в смысле их беспрепят
ственного распространения.Другое направление научных разработок заключается в исследовании национальной безопасности в контексте защиты национальных интересов (А. Бетлера, А. Бодрук, С. Браун, А. Данильян, А. Дзьобан, М. Каплан, Г. Моргентау, М. Панов, С. Хоффман ).В рамках распространенного в последнее время «интегрированного» подхода к оценке задач национальной и международной безопасности, его представители (А. Величко, И. Волощук, В. Горбулин, Б. Демидов. А. Качинский, В. Липкан, В. Манилов, С. Пирожков) отмечают взаимосвязи национальных ценностей и интересов, включая необходимость учета их взаимообусловленности при исследовании проблем безопасности.Кризис в Югославии обозначила проблемы, с которыми международное сообщество может сталкиваться в подобных ситуациях в будущем: определение оснований для международного вмешательства, роль ООН и региональных международных организаций, межнациональные аспекты, связанные с внешним вмешательством. Среди многих работ современных политических исследователей этим вопросом уделено наиболее последовательное внимание в работах М. Игнатьефф, Р. Кохейна, Дж. Розенау, Дж. Брауна, П. Найтли, К. Немета, Дж. Айкенберри, Дж. Миершаймера, Д. Линча, Н.Дж. Джексона.Целью исследования является определение содержания, особенностей проявления и роли различных факторов (внутренних, региональных и внешних), которые определяли природу конфликтов в Югославии и их течение на разных стадиях развития и попыток урегулирования.Согласно основной цели исследования поставлены следующие задачи:– проанализировать теоретические основы возникновения этнических конфликтов;– проанализировать природу и выяснить концептуально-теоретические составляющие конфликтов на территории бывшей Югославии, включая аспекты межэтнических отношений, исторические корни, движущие силы и этапы эволюции;– провести сравнительный анализ существующих теорий, применяемых для анализа и интерпретации этнополитических конфликтов и роли масс-медиа в моделировании и управлении уровнем конфликтности;- проанализировать сербскую и албанскую позицию в ходе конфликтов и определить характерные черты идеологий, которые нашли проявление в политических позициях сторон конфликта;- на основе определения главных факторов, повлекших конфликты в бывшей Югославии и влиявших на его эскалацию, провести сравнительный анализ особенностей конфликтов в бывшей Югославии;- определить роль США, западноевропейских стран и Российской Федерации в процессе интернационализации конфликтов и формирования моделей их урегулирования;- исследовать специфику влияния конфликтов в бывшей Югославии на систему международных отношений и европейской безопасности.Важным элементом авторского подхода была попытка комплексного анализа влияния различных факторов внутреннего и внешнего характера, включая факторы национализма, роль СМИ в разжигании конфликта и разыгрывании националистической карты, а также мотивов и интересов ведущих внешних сил, которые были в разной степени вовлечены в конфликт - США, ЕС, России.Объектом исследования являются этнические, политические, идеологические и оборонные факторы конфликтов на территории бывшей Югославии в контексте трансформации системы международных отношений.Предметом исследования является соотношение и взаимодействие внутренних и внешних политических факторов в процессе эволюции и урегулирования этнических конфликтов на территории бывшей Югославии.Методологическая основа исследования. Основным научным инструментом, который был использован в дипломной работе, есть структурно-функциональный подход. Применение методов структурно-функционального анализа позволило определить отдельные фазы эволюции конфликта с учетом комплекса идеологических, политических и правовых аспектов ситуации, включая глубинные противоречия, динамику и влияние внешних спонсоров конфликтов. Преимущества используемого метода заключаются также в возможности использования междисциплинарного подхода. Кроме структурно-функциональных методов, которые играли основную роль, в ходе исследования были использованы методы исторического анализа (в контексте отслеживания эволюции конфликта), функциональный, описательный в системные методы исследования.Сравнительные методы применялись для исследования специфики политических систем в странах бывшей Югославии, выяснения причинности подходов России и стран Западной Европы, которые мотивировали прямое или опосредованное участие в конфликтах, а также для определения сходства и / или различия позиций главных актеров на разных стадиях конфликта.Научная новизна полученных результатов определяется выявлением базовых признаков и особенностей этнических конфликтов на территории бывшей Югославии на различных этапах, включая возникновение и разрастание, эскалацию, вооруженную фазу и дальнейшее постепенное понижение уровня конфронтации в контексте попыток политического урегулирования.Наша концепция основывается на применении междисциплинарного подхода, обозначенного сочетанием различных элементов с целью установления иерархии факторов, которые влияли на развитие конфликтов. Исследование различных этапов и аспектов конфликтного взаимодействия позволило определить первоначальные факторы конфликта, в частности роль сербского и албанского национализмов в ходе его эскалации, а также влияние масс-медиа и роль внешних факторов в интернационализации конфликта.На этой основе сформулированы основные положения исследования, характеризующиеся научной новизной и раскрывающие базовую концепцию дипломной работы.Научная гипотеза основывается на влиянии идеологической радикально-националистической составляющей на возникновение, течение и пути решения этнополитического конфликта в Югославии.Теоретическая основа исследования. Теоретическими источниками работы послужили отечественные и зарубежные труды по теории конфликта, войнам и вооруженным конфликтам, этнополитологии. В качестве основных базовых теорий в работе используются: теория конфликта, которая была создана в рамках социологии и теории международных отношений; теория глобализации; теория демократического мира; теория демократического транзита; теория качества демократии.Основным методологическим подходом исследования является неоинституционализм. Данный подход рассматривает конфликт как институциональный феномен или явление, поддающееся институционализации. Институты определяют «правила игры», по которым развивается конфликт, причем трактуются они в отличие от «старого» институционализма как совокупность норм и сопутствующих им учреждений и организаций.Эмпирическую базу исследования составили международно-правовые документы, статьи бесед с участниками этнических вооруженных конфликтов в посткоммунистических государствах, военными журналистами, базы данных по вооруженным конфликтам ведущих зарубежных институтов исследования конфликтов и мира, материалы периодической печати и сети Интернет.Автором было проведено собственное экспертное исследование, которое позволило получить большие объемы эмпирической информации по этническим вооруженным конфликтами в посткоммунистических государствах европейской периферии от аналитиков, занятых изучением и освещением данной проблемы.Практическое значение основных научных результатов полученных автором заключается в возможности использования материалов дипломной работы, сформулированных автором положений и выводов в контексте структурного анализа существующих и возможных этнополитических конфликтов, прогнозировании их течения и последствий, а также с целью усовершенствования практики конфликтного и пост конфликтного урегулирования как средства обеспечения безопасности на национальном, еврорегионального и международном уровнях. Результаты исследования доказывают эффективность применения системной методологии в процессе исследования идеологической и медиа-информационной составляющей этнополитических конфликтов.Дипломная работа помогает распространить методологию анализа конфликтов и возможных путей их решения. Материалы дипломной работы могут использоваться при разработке специальных справочно-аналитических материалов, в комплексных исследованиях по вопросам международных отношений, при подготовке учебных пособий, и в учебном процессе по д??сциплинам политологии, международных отношений, теории национальной безопасности, спецкурсах по конфликтологии и проблем национализма. Использование выводов и положений дипломной работы будут способствовать дальнейшей разработке методики урегулирования региональных и локальных конфликтов, практическом моделировании постконфликтных фаз миростроительства, способствовать развитию теоретических направлений отечественной политологической науки и практики миротворческой деятельности.Положения дипломной работы расширяют методологические основы этноконфликтологии и могут служить концептуальным основанием для дальнейших оригинальных политологических исследований.Структура дипломной работы включает введение, три главы, выводы и список использованных источников. Первые два разделы содержат по три подразделения, третий раздел состоит из двух подразделений.ГЛАВА 1. ГЛАВА 1 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ1.1 Сущность этнических конфликтовТеоретические дискуссии по поводу того, что такое этнический конфликт непременно отталкиваются от понятия \"этничности\". В связи с этим, важным является ответ на вопрос, в какой зависимости находятся этничность и конфликт и в какой мере этничность проявляется в конфликте.Сама по себе проблематика этничности, что в течение последних десяти лет активно дискутируется в среде обществоведов, своим появлением поставила под сомнение распространенное еще недавнего убеждения о том, что этническая идентичность, групповая солидарность и вызванный ими национализм относятся к пережиткам общественной жизни.Истоки этого убеждения с одной стороны можно проследить в традиции либерализма, которая, подчеркивая индивидуализм, предсказывала исчезновение всех общественных групп, что возникают на основе общего происхождения (рождения), то есть приобретенных, приписанных, отличных от рационализма. Кроме того, марксизм предрекал и
счезновение этничности и национализмов, утверждая, что классовая солидарность вытеснит национальную / этническую солидарность. Последняя рассматривалась как средство поддержания равновесия капиталистического мира.Недооценка этнического фактора в начале ХХ века обошлась политикам, особенно народам, которых они представляли, слишком дорого. Это и пересмотр основ Версальской системы в Европе, возникновение новых источников напряжения на Балканах и Ближнем Востоке, замалчивание этноцида армян в Турции, другие трагические события, отзывы которых и сегодня можно наблюдать в разных местах земного шара. Этничность, как оказалось, не исчезла по мере глобализации и универсализации мира. Есть основания считать, что возрождение этничности уже на склоне ХХ века было вызвано реакцией на упомянутые процессы.В научной литературе можно заметить отличные тенденции в образе объяснения сути этнического конфликта. Часть авторов, главным образом этнологов и антропологов этническим считают конфликт, суть которого заключается в угрозе для этнической идентичности группы, тогда как политологи, теоретики международных отношений, социологи под этническим конфликтом понимают разновидность общественных конфликтов, в котором, несмотря на этническую идентичность, определяющими являются материальные факторы (власть, статус, территория и др.).Определение этничности. Теоретические подходы к объяснению этничности Понятию этничности, как и большинству понятий в общественных науках, нет сжатого определения. Чаще всего оно используется для обозначения принадлежности к определенной группе, как синоним этнической идентичности. Одна из первых попыток определения этого понятия была осуществлена в редакционной статье первого номера журнала \"Этничность\" (1974 г.) \"Этничность - это смесь общих ценностей, верований, норм, вкусов, самосознания, общей групповой памяти и желание к продолжению существования путем преференцийной эндогамии\".С целью эмпирического изучения феномена, отдельные исследователи предлагают рассматривать этничность через ряд индикаторов, что касаются двух уровней этничности-индивидуальной и коллективной, и двух измерений - субъективного и объективного.Объективное измерение касается тех процессов этничности, которые могут быть замечены путем прямого наблюдения. К ним относят наличие или осязаемость родовых связей, общее происхождение, типичные проявления поведения и т.д. Субъективное измерение этничности касается ценностей, отношений, взглядов членов сообщества и значение которых может быть проинтерпретировано в контексте процесса коммуникации.В общественных науках сформировалось немало подходов, школ и направлений в изучении этого сложного феномена. Так Дж. Гатчинсон и Е. Смит говорят о двух широких направлениях - примордиализм и инструментализм и три альтернативных подхода - \"транскационалистский\", \"социально-психологический\" и \"этносимволический\" .Канадский исследователь Всеволод Исаев выделяет четыре главных направления и несколько подходов к пониманию этничности, среди которых называет: 1) Этничность как \"примордиалистский\" феномен, 2) этничность как эпифеномен, 3) этничность как ситуационный феномен, и 4) этничность как субъективный феномен.Российский социолог Н. Скворцов выделяет четыре наиболее влиятельные теоретические направления социологическому пониманию этничности. С одной стороны неомарксизм и теории ресурсной конкуренции предметом анализа имеют изучение социальных структур и институтов. С другой, символический интеракционализм и теории рационального выбора, что кладут упор на изучение социального действия .Список исследователей, которые предлагают подобные классификации, можно было бы продолжить. Интересно, что указанные авторы тех же представителей относят к различным подходам, что указывает на то, что, во-первых, существующее разделение значительно условно, и, во-вторых, нет единого перечня критериев, по которым можно было бы строить теоретические объяснения к пониманию этничности, или ее классификации. В этом исследовании я бы хотел обратить внимание не на само явление этничности, оно требует значительно больше внимания, а на связь этничности и конфликта.Теоретические объяснения связи этничности и конфликта Если этническая идентичность, групповая солидарность, общность происхождения являются самодостаточными, а вместе переменными величинами, то какое первое влияние они имеют на возникновение этнического конфликта? Всего можно выделить три широких подхода для объяснения связи этничности и этнического конфликта.\"Традиционалистский\" (или примордиалистичный) подход рассматривает этничность как неотъемлемый атрибут индивидов и сообществ. То есть укорененная в унаследованных биологических чертах или в опыте поколений, этничность делает каждого индивида неизменно и всегда французом, русским или хорватом. В таком понимании этничность и этническое напряжение является естественным. Признавая, что этнические конфликты не являются постоянным состоянием взаимоотношений, традиционалисты рассматривают конфликт как явление, вытекающее из этнических различий и поэтому необязательно требующее пояснения. Другими словами, конфликт видится укорененным в саму этничность.Анализ конфликта, с точки зрения традиционалистского подхода, отмечает исключительности и важности этнической идентичности. Лишь несколько других характеристик индивида или сообщества определены так же, как этничность. С этой точки зрения этнический конфликт является \"sui generis\", то, что можно узнать об этом конфликте, никак не соотносится со знаниями о социальных, политических или экономических конфликтах.Предметом изучения с точки зрения одного из представителей этого подхода должен быть экзистенциальный интерес группы, что инициировала, или оказывалась втянутой в конфликт. Для меньшинств в полиэтнических государствах таким экзистенциальным интересом следует признать право на самосохранение, признание и безопасное развитие. Что же является экзистенциальным интересом для большинства, мы определяем. Можно предположить, что таким интересом является обеспечение доминирования собственной идентичности и контроль, нейтрализация или уничтожение идентичностей, составляющие которых могут представлять для нее угрозу. Этническим конфликтом, с этой точки зрения, будет мобилизация и вызванные ею действия, возникающие в результате осознанной угрозы этнической идентичности группы. Такое определение конфликта делает его этническим лишь наполовину, то есть только для той стороны, которая чувствует угрозу для собственной идентичности. Поскольку другой стороной в конфликте, по утверждению того же автора, может быть государство или отдельная организация, то для них такой конфликт может иметь политический, идеологический или экономический характер.Крупнейшим объектом критики в традиционалистском подходе является тезис об устойчивой идентичность отдельных индивидов и групп и его неспособность объяснить изменения конфликта во времени и пространстве. Подход также критикуют за неспособность объяснить образование новых и производных идентичностей, за неспособность установить причины длительного существования в отношении мирных взаимоотношений между группами, в которых этническая идентичность есть выразительным признаком.В отличие от \"традиционалистского\" подхода, \"инструментальный\" отмечает, что этничность не является историческим явлением, а скорее следствием меняющихся обстоятельств. С точки зрения инструментального подхода этнический конфликт является одним из проявлений группового конфликта, в котором этничность является ресурсом групповой мобилизации. \"Инструментальный\" подход рассматривает этничность как средство в руках отдельных индивидов, групп или элит для получения определенных, часто материальных целей. С этой точки зрения этничность является одним из ресурсов, мобилизуемых политическими лидерами для достижения важных для общества целей.\"Инструментальный\" подход часто используется в политологии и теории международных отношений для объяснения поведения этнических групп в ситуациях конфликта. В рамках этого подхода следует выделить два главных утверждения. Первое, когда существуют видимые преимущества, связанные с этнической идентичностью, последняя создается, поддерживается как основа для коллективных действий. Во-вторых, этничность определяется ситуативно, как комплекс социально определенных характеристик, имеющих как устоявшиеся, так и случайные черты. Изменчивость этнической идентичности зависит от конкретной ситуации и стратегической пользы, связанной с ней. Идея ситуативной этнической идентичности означает то, что различные этнические характеристики активизируются в разных ситуациях с целью достижения ожидаемых результатов. Инструментальный подход рассматривает этнический конфликт как явление политического характера, направленное против доминирования иной этнической группы или дискриминации собственной этнической группы государством. С точки зрения инструментального подхода этнический конфликт является одним из проявлений группового конфликта, в котором этничность является ресурсом групповой мобилизации.Как определяют Дж. Гатчинсон и Е.Д. Смит, для инструменталистов ключевыми являются две идеи. Первая - то, что этничность по своей природе является социальным конструктом, и вторая - что индивиды способны \"отсекать или смешивать\" те или иные элементы из различных этнических унаследований или культур, чтобы творить основу для индивидуальной и групповой идентичности.Одним из существенных различий в позициях двух подходов есть способ объяснения этнической культуры. Предметом дискуссии является то, что культура влияет на способ определения этносов, существуют объективные признаки этнической культуры, можно за такие признать убеждения членов группы об их существовании и, что в этом контексте означает тезис об историческом существовании группы. По сути, спор идет вокруг того, есть ли этническая идентичность групповой категорией, или признаком отдельного индивида, которую он может выбрать или получить, будучи членом группы. С точки зрения инструментализма этническая группа является группой и
нтереса, втягивается в политическую борьбу в макрообщество.Критика инструментализма со стороны традиционалистов касается неправильного понимания интересов преимущественно как материальных, и игнорирование ими аффективных, эмоциональных проявлений коллективного поведения. Эти проявления связываются с привязанностью к внематериальным ценностям, которые трудно объясняются рациональным выбором индивидов. Примером аффективного действия могут быть:1) определение исторических несправедливостей;2) общая идентичность;3) религия;4) ощущение имеющейся несправедливости;5) уровень основанной расово-культурной общности;6) гуманитарные соображения.Критика инструментализма со стороны конструктивистов направлена на то, что этничность не является чем-то, что может быть определено по желанию самого индивида. Она социально обусловлена и является результатом социального взаимодействия.Попытка соединить элементы двух предыдущих подходов с ударением на социальном взаимодействии осуществлена конструктивистами. Отмечая, что этничность ни неизменная, ни полностью открыта для изменений, конструктивисты утверждают, что она является результатом густой сети социальных взаимодействий. С точки зрения конструктивистов этничность не является признаком индивида, это скорее социальный феномен. Отсюда, идентичность попадает к возможностям выбора или контроля отдельного человека. По мере того, как меняются социальные взаимодействия, меняется и сама этничность. Как пример можно привести формирование у многих жителей Сербии, Боснии или Хорватии еще до конца 80-х годов югославской идентичности. Однако с распадом Югославии граждане этих стран под давлением событий вернулись к своим этническим корням.Как и инструменталисты, конструктивисты не считают этничность естественно конфликтной. Отсюда возникает необходимость объяснения причин взрыва насилия в межэтнических отношениях. Инструменталисты, как было уже сказано, рассматривают конфликт как результат активизации этнических характеристик лидерами политических элит для реализации собственных интересов. Конструктивисты же причине конфликта видят в том, что может быть определено как \"патологические социальные системы\", которые индивиды не могут контролировать. Следовательно, конфликт, который возникает, является продуктом социальной системы, а не отдельных индивидов. А этничность, являющаяся результатом социального взаимодействия, в результате ее нарушения выпадает из-под контроля.Изучение этнических конфликтов с точки зрения конструктивистского подхода позволяет рассматривать их как определенный тип групповых конфликтов, однако также является результатом социального взаимодействия. К таким конфликтам можно отнести религиозные, региональные, классовые, однако классовые и другие материально вызванные конфликты более вероятно определяются индивидуальными признаками. Хотя ни один из этих подходов не является полностью удовлетворительным для объяснения природы этничности и этнического конфликта, каждый из них признает, что этничность имеет как яркую эмоциональную окраску, так и значительный мобилизационный потенциал. В конфликтных ситуациях такое сочетание исключительно опасное.Некоторые антропологи отмечают, что этничность является не столько результатом объективных культурных различий между группами, как результатом убеждения определенных членов группы в своей отдельности или представителей других групп, в том, такие разногласия существуют. Отсюда видно, что этничность может формироваться как \"внутренне\", самими участниками группы, или \"внешне\" - часто путем дискриминационных действий и высказываний со стороны доминирующей группы или большинства в полиэтническом обществе.Для внешнего наблюдателя культурные различия между членами различных этнических групп, проживающих на территории одной страны, могут казаться незначительными, однако для самих этих групп осознание своей отдельности может быть жизненно важным.Подытоживая, следует отметить следующее:1) Этничность не является естественным или врожденным признаком индивида или группы, как и не является следствием случайных обстоятельств. Вместе с тем, нет значительного противоречия между социально обусловленной идентичностью и рациональным осознанным выбором идентичности отдельными индивидами и группами. Как отмечают некоторые авторы, эти два процесса, как и теоретические подходы, которые их описывают, являются взаимодополняющими. Индивиды могут сознательно выбирать ту или иную стратегию для достижения своих интересов. Поскольку интересы групп часто бывают несовместимы, возникают объективные противоречия, которые иногда приводят к их решению путем конфликта. Это, однако, не означает, что выбор той или иной стратегии был необоснован или иррациональный.2) Этничность является скорее результатом контактов, а не изоляции.3) Этничность является динамичной и может изменяться вместе с социальными или политическими обстоятельствами. Выявление обстоятельств, при которых существует наибольшая опасность взрыва насилия, является важными теоретическими и прикладными задачами в области изучения конфликтов.1.2 Основные признаки и особенности протекания этнических конфликтовВ процессе анализа идеологической безопасности составляющих этнополитических конфликтов можно выделить три основных подхода. В рамках ценностного подхода (А. Волферс, Д. Гадди, Дж. Джонсон, Д. Кауфман, Г. Коэн, М. Михалка М. Браун, С.И.Гриффитс, С.. Хантингтон, Р. Мелсон, Р.Д . Конглтон, И. Онищенко, Дж. МакГарри, Б. О\'Лири, Р. де Фигейредо, Р. Хардинг, Дж.Д. Фирон, Р.А. Ле Он, М. Игнатьефф ) оборонные факторы рассматриваются в ??онтексте защиты ценностей общества, причем не только как защищенность этнонациональных ценностей, но и в смысле их беспрепятственного распространения.Другое направление научных разработок заключается в исследовании национальной безопасности в контексте защиты национальных интересов (А. Бэтлер, А. Бодрук, С. Браун, А. Данильян, М. Каплан, Г. Моргентау, Панов, С. Хоффман ).В рамках распространенного в последнее время «интегрированного» подхода к оценке задач национальной и международной безопасности, его представители (А. Величко, И. Волощук, В. Горбулин, Б. Демидов. А. Качинский, В. Липкан, В. Манилов, С. Пирожков) отмечают взаимосвязи национальных ценностей и интересов, включая необходимость учета их взаимообусловленности при исследовании проблем безопасности.В ходе исследования использованы многочисленные исследования авторов, касающиеся специальных аспектов теории национальной и этнической идентичности (Ж. Вукович, С. Корнелл, Л. Гринсфилд, К. Ведер, Т.Х. Ериксен, С. Собарей, Г. Касьянов, Т. Бодуляк).Кризис в Югославии обозначил проблемы, с которыми международное сообщество может сталкиваться в подобных ситуациях в будущем: определение оснований для международного вмешательства, роль ООН и региональных международных организаций, межнациональные аспекты, связанные с внешним вмешательством.Ознакомление с разработками основных научных школ современной этноконфликтологии позволяет сделать вывод об общем доминировании методологического подхода, который заключается в выявлении и операциональном анализе как положительных, так и отрицательных функций этих конфликтов. Наиболее весомо этот подход представлен в работе Д. Горовица, который, по нашему мнению, предлагает наиболее адекватный подход к основным проблемам конфликта в Югославии. В рамках этого методологического подхода вооруженный этнополитический конфликт рассматривается как неоднозначное и многофункциональное явление, которое имеет как деструктивный, так и конструктивный потенциал. Согласно преимущество одного из этих факторов может привести как к разрушению системы национальной безопасности, так и к образованию ряда новых систем безопасности, и вместе с тем - к совершенствованию существующей системы национальной безопасности с ее переходом на качественно новый уровень благодаря успешному урегулированию конфликта.Государства, которые берут за основу концепции гражданства не идею равноправия всех людей независимо от этнического происхождения, а сугубо этнический принцип, более уязвимы и подвержены этнической напряженности и конфликтам. Вероятность возникновения этнических конфликтов является сравнительно выше в тех странах, где живут конкурирующие этнические группы с противоречивыми целями и выразительной, сложившейся идентичностью. Элиты способны спровоцировать этнический конфликт, если, по их мнению, они будут иметь с этого выгоду, особенно в условиях политической и экономической нестабильности.Иногда экономические факторы играют существенную роль в усилении общественной напряженности и ее перехода в фазу конфликтного противостояния. Когда этническая группа или группа людей, объединенных общим интересом, чувствует, что экономические условия являются дискриминационными, причем считает, дискриминируемых представители именно этой группы, то даже если они сознательно не планируют идти на обострение конфликта, они способны сплотиться и требовать решительных контрмер, которые могут привести к возникновению конфликтной ситуации. Во времена спада экономической активности или ухудшения экономической ситуации резкая реакция со стороны одной этнической группы или группы лиц, объединенных общим интересом, может существенно усилить напряжение внутри государства.Культурные и персептронные (связанные с восприятием действительности) факторы также считаются источниками конфликтов. Прежде всего, речь идет о дискриминации меньшинств, которых лишают права на самовыражение в той форме и на том языке, которые они выбирают.Другой немаловажный фактор связан с осознанием исторического наследия и политико-идеологическими мифами определенной общественной группы. Социокультурные представления отличают ее от других групп и влияют на то, как эта группа воспринимает себя и политические реалии своего существования. Прошлое группы является составной частью ее традиций и опыта. Оно сказывается на поведении и менталитете членов группы. Поскольку подход к восприятию и освещение событий является выборочным, групповое сознание предвзято интерпретирует близлежащие ре
алии.Приведенные обстоятельства и факторы помогают понять причинно-следственную связь генезиса и эскалации конфликтов, в частности конфликтов, имеющих этнополитическую природу и причинность. С одной стороны, демократизация общества ослабляет репрессивный потенциал государства и уменьшает остроту потенциальных конфликтов. С другой стороны, в ориентированных на демократические стандарты вновь обществах должны существовать предпосылки для улучшения экономической системы.Процессы демократизации создают эффект большей открытости общества. Однако обратная сторона этих процессов заключается в возможности обострения противоречий, которые могут вызвать рост внутренней напряженности, включая воплощение намерений отдельных этнических групп изменить свой политический, социальный и культурный статус или надежнее утвердить доминирующее статус за счет уменьшения возможностей для других групп и слоев.Обобщая различные политологические интерпретации проблематики этнополитических конфликтов, мы определяем основные критерии политических стратегий, которые многосложные государства могут применять для предупреждения и ослабления этнополитической напряженности и урегулирования противоречий между конкурирующими этническими группами. Помощь этнополитических конфликтов, основанная только на примордиалистских или на инструменталистских условиях, имеют ряд недостатков. Однако их сочетание открывает определенное пространство для взаимодополнения, что расширяет методы для регулирования отношений между различными этнополитическими и социокультурными группировками.Определяющим условием консолидации и мобилизации этнических групп является этническая (групповая и индивидуальная) идентичность. Однако мобилизация этнических групп для достижения определенных политических целей, превращение их в субъекты политики и субъекты вооруженного этнополитического конфликта предполагает организационную, представительскую и другую деятельность политических лидеров, военных руководителей и остальных представителей управленческой элиты, направленную на достижение определенных, политически определенных и очерченных целей.Существование этнического меньшинства, испытывающего различные формы дискриминации или «базовые потребности» которой не удовлетворены, является важным, но недостаточным основанием для формирования субъекта политического действия, которым является этническая группа в вооруженном этнополитической конфликте, а стратегические мотивации непосредственных и косвенных участников конфликта, их специфические политические, экономические и другие интересы далеко не всегда определяются принадлежностью к разным цивилизациям, в которых в настоящее время возникло достаточно большое количество внутреннецивилизационных противоречий.Анализ фактического материала и документальных источников дает основания для вывода, что кроме чисто этнического фактора, связанного с феноменами этнической идентификации и мобилизации, в генезе этнополитических конфликтов следует выделять ряд факторов субъективного порядка (специфика восприятия сторонами определенной ситуации, психологические особенности и поведенческие установки политических лидеров и т.п.), а также факторов объективного характера (политические, социально-экономические, демографические, территориальные, религиозные, исторические, культурно-лингвистические и другие взаимосвязанные факторы), которые в зависимости от конкретных обстоятельств могут иметь разное значение в процессе возникновения и развития этнополитических конфликтов.Этнически мотивированное насилие в вооруженном конфликте не ограничивается лишь различными формами вооруженного противостояния, а проявляется также в феномене этн
ических чисток, в массовых беспорядках, сопровождающихся этническими «погромами» и похищением людей. С феноменом насилия в конфликте непосредственно связаны показатели его интенсивности и продолжительности, причем, чем длительнее и интенсивнее конфликт, тем более деструктивны его последствия и сложнее становится процесс его урегулирования.В результате усиливается угроза, которую создают подобные конфликты для национальной и международной безопасности. Эта особенность непосредственно обусловлена циклическим характером насилия в конфликте, когда насильственные действия одной из сторон вы??ывают аналогичные действия со стороны другой стороны, что, в свою очередь, способствует циклической взаимообусловленности насилия, которое осуществляют субъекты этноконфликтных отношений. Развитие этих тенденций приводит к все большему обострению конфликта и усложняет процесс его урегулирования.Вооруженные этнополитические конфликты и присущие им различные проявления политически и этнически мотивированного насилия охватывают различные сферы социальных отношений. Учитывая это, специфику влияния вооруженных этнополитических конфликтов на национальную и международную безопасность целесообразно рассматривать комплексно.Отмечается, что в условиях внутригосударственного вооруженного конфликта происходит разрушение привычных социальных ценностей, предпочтений и установок, что приводит к трансформации общества, в котором начинают действовать раньше неприемлемые нормы тотального насилия. Социальная деструкция и личные травмы мирного населения вызывают новые и новые вспышки насилия. Именно в этом и заключается одна из важнейших причин возобновления вооруженной конфронтации и именно в этом следует видеть наиболее значимую угрозу социальной безопасности любой страны, в пределах которой происходит вооруженный этнополитический конфликт.Среди угроз гуманитарной безопасности в условиях вооруженных этнополитических конфликтов преобладают нарушения прав человека, норм международного гуманитарного права и гибель ни в чем неповинных людей из числа представителей мирного населения.В контексте анализа влияния вооруженного этнополитического конфликта на политическую безопасность государства необходимо выделять ее внутреннюю и внешнюю составляющие. Во внутриполитической сфере в условиях вооруженного этнополитического конфликта происходит дестабилизация политической системы в направлении уменьшения легитимности политической власти и снижению эффективности деятельности органов государственной власти, сворачивание демократических процессов. Признаком эскалации конфликта является возникновение и функционирование политических партий, связанных с сепаратистскими и террористическими группировками. В итоге возникает угроза установления авторитарного или даже тоталитарного режима.Проблема сепаратизма может привести к нарушению территориальной целостности государства и вывод из-под контроля центральных органов власти определенных территорий и административных единиц. В контексте эскалации внутреннего этнополитического конфликта среди основных внешнеполитических угроз преобладают: внешнее невоенное, политическое вмешательство во внутренние дела государства с целью поддержки оппозиционных этнических групп, сепаратистских движений и национал-террористических организаций, ухудшение международного положения государства и усложнение отношений с другими странами, распространение радикальных идей, в частности национальной и религиозной нетерпимости, из-за границы, что способствует дальнейшей дестабилизации внутриполитической ситуации.Влияние вооруженного этнополитического конфликта на военную безопасность государства имеет как внутренний, так и внешний аспекты. Различные формы вооруженной борьбы, применение силы в этнополитическом конфликте составляют внутреннюю военную угрозу национальной безопасности. Однако вооруженные этнополитические конфликты обычно становятся источником внешнего военного вмешательства, имеют тенденцию к интернационализации, вызывают межгосударственные вооруженные конфликты и войны, превращает их в фактор возникновения внешней угрозы военной безопасности государства.Процесс вооруженной борьбы и другие формы этнически мотивированного насилия, которые охватывают общество и могут распространиться на всю территорию государства, демографические, политические и социальные последствия конфликта негативно отражаются на реализации экономических интересов отдельных лиц, социальных групп и государства как субъектов экономических отношений, что приводит к негативным условиям для развития национальных экономик и угрозы экономической безопасности государства.Анализ современных этнополитических концепций свидетельствует об отсутствии единой точки зрения на общие причины возникновения внутренних этнополитических конфликтов, механизмы их эскалации и интенсивность насильственных форм противоборства. Основные разногласия касаются определения движущих сил внутренних конфликтов, которые зависят от конкретно-исторических и политических обстоятельств. Основными переменными, которые следует принимать во внимание, есть факторы экономического развития, интенсивность дискриминации по этническим признакам, уровень образования, роль женщин и др. Но даже при условии, что все эти факторы надлежащим образом проанализированы, иногда трудно предсказать, какой из них станет доминирующим и насколько он будет влиять на склонность этнической группы в целом к активному участию в конфликтном противостоянии с властью и конфронтации с другими этнополитическими общинами. В этом смысле, очевидно, что совокупность нескольких факторов увеличивает вероятность и интенсивность конфликта. Одновременно субъективное обстоятельство уменьшает конфронтационное нагрузки, можно считать «порог толерантности» в рамках определенной этнической группы, а также осознание степени важности потребности в защите прав сообщества. Другими субъективными факторами можно считать степень сплоченности этнической группы, ее политической и этнокультурной однородности, состояние ее мобилизации, влияние элитных групп в ее пределах, способы и механизмы принятия решений, и степень доверия рядовых представителей номинальным лидерам.ГЛАВА 2 АНАЛИЗ ЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ НА ТЕРИТОРРИ БЫВШЕЙ ЮГОСЛАВИИ2.1 Краткий историчекий обзор. Анализ основных национальных характеристик югославских народовРаспад Социалистической Федеративной Республики Югославия (СФРЮ) в начале 1990-х годов сопровождался гражданскими войнами и этническими конфликтами при вмешательстве иностранных государств. Боевые действия в разной степени и в разное время затронули все шесть республик бывшей Югославии. Общее число жертв конфликтов на Балканах с начала 1990-х годов превышает 130 тысяч человек. Материальный ущерб исчисляется десятками миллиардов долларов.Рассмотрим основные события. Конфликт в Словении (27 июня - 7 июля 1991 года) стал самым скоротечным. Вооруженный конфликт, известный как Десятидневная война или Война за независимость Словении, начался после провозглашения Словенией независимости 25 июня 1991 года.Подразделения Югославской Народной Армии (ЮНА), начавшие наступление, столкнулись с ожесточенным сопротивлением со стороны местных отрядов самообороны. Согласно даны словенской стороны, потери ЮНА составили 45 человек убитыми и 146 ранеными. Около пяти тысяч военнослужащих и сотрудников федеральных служб попали в плен. Потери словенских сил самообороны составили 19 убитых и 182 раненых. Также погибли 12 граждан иностранных государств.Война завершилась подписанием при посредничестве ЕС Брионского соглашения 7 июля 1991 года, по которому ЮНА обязалась прекратить боевые действия на территории Словении. Словения приостанавливала на три месяца вступление в силу декларации независимости.Конфликт в Хорватии (1991-1995 годы) также связан с провозглашением независимости этой республикой 25 июня 1991 года. В ходе вооруженного конфликта, который в Хорватии называют Отечественной войной, хорватские силы противостояли ЮНА и формированиям местных сербов, поддержанных властями в Белграде.В декабре 1991 года была провозглашена независимая Республика Сербская Краина с населением 480 тыс. человек (91% - сербы). Таким образом, Хорватия лишилась значительной части территории. В последующие три года Хорватия интенсивно укрепляла свою регулярную армию, участвовала в гражданской войне в соседней Боснии и Герцеговине (1992-1995 годы) и проводила ограниченные вооруженные операции против Сербской Краины.В феврале 1992 года СБ ООН направил в Хорватию Силы ООН по охране (СООНО/UNPROFOR). Первоначально СООНО рассматривались в качестве временного формирования для создания условий, необходимых для переговоров о всеобъемлющем урегулировании югославского кризиса. В июне 1992 года после того, как конфликт усилился и распространился на БиГ, мандат и численный состав СООНО были расширены.В августе 1995 года хорватская армия развернула масштабную операцию \"Буря\" и в считанные дни прорвала оборону краинских сербов. Падение Краины обернулось исходом из Хорватии почти всего сербского населения, составлявшего до войны 12%. Добившись успеха на своей территории, хорватские войска вступили в Боснию и Герцеговину и совместно с боснийскими мусульманами развернули наступление на боснийских сербов.Конфликт в Хорватии сопровождался взаимными этническими чистками сербского и хорватского населения. В ходе этого конфликта, по оценкам, погибли 20-26 тыс. ч??ловек (в большинстве – хорваты), около 550 тысяч стали беженцами при численности населения Хорватии около 4,7 млн человек. Территориальная целостность Хорватии была окончательно восстановлена в 1998 г.Наиболее масштабной и ожесточенной стала война в Боснии и Герцеговине (1992-1995 годы) с участием мусульман (бошняков), сербов и хорватов. Эскалация напряженности последовала за референдумом о независимости, прошедшим в этой республике 29 февраля-1 марта 1992 года при бойкоте со стороны большинства боснийских сербов. Конфликт происходил с вовлечением ЮНА, армии Хорватии, наемников со всех сторон, а также вооруженных сил НАТО.Конец конфликту положило
Дейтонское соглашение, парафированное 21 ноября 1995 года на военной базе США в Дейтоне (штат Огайо) и подписанное 14 декабря 1995 года в Париже лидером боснийских мусульман Алией Изетбеговичем, президентом Сербии Слободаном Милошевичем и президентом Хорватии Франьо Туджманом. Соглашение определяло послевоенное устройство Боснии и Герцеговины и предусматривало ввод международного миротворческого контингента под командованием НАТО численностью 60 тысяч человек.Непосредственно перед выработкой Дейтонского соглашения, в августе-сентябре 1995 года авиация НАТО провела воздушную операцию \"Обдуманная сила\" против боснийских сербов. Эта операция сыграла определенную роль в изменении военной ситуации в пользу мусульмано-хорватских сил, предпринявших наступление на боснийских сербов.Боснийская война сопровождалась массовыми этническими чистками и расправами над мирным населением. В ходе этого конфликта погибли около 100 тысяч человек (в основном - мусульмане), еще два миллиона стали беженцами при довоенной численности населения БиГ в 4,4 миллиона человек. До войны мусульмане составляли 43,6% населения, сербы - 31,4%, хорваты - 17,3%.Ущерб от войны исчислялся десятками миллиардов долларов. Экономика и социальная сфера БиГ оказались почти полностью разрушены.Вооруженный конфликт в южном крае Сербии Косово и Метохия (1998-1999 годы) был связан с резким обострением противоречий между Белградом и косовскими албанцами (сейчас 90-95% населения провинции). Сербия предприняла масштабную силовую операцию против боевиков албанской Освободительной армии Косово (ОАК), добивавшихся независимости от Белграда. После провала попытки достичь мирных договоренностей в Рамбуйе (Франция) в начале 1999 года страны НАТО во главе с США начали массированные бомбардировки территории Союзной Республики Югославия (Сербия и Черногория). Военная операция НАТО, предпринятая в одностороннем порядке, без санкции СБ ООН, продолжалась с 24 марта по 10 июня 1999 года. Причиной интервенции войск НАТО были названы масштабные этнические чистки.СБ ООН принял 10 июня 1999 года резолюцию 1244, положившую конец военным действиям. Резолюция предусматривала ввод администрации ООН и международного миротворческого контингента под командованием НАТО (на первоначальном этапе 49,5 тыс. человек). Документ предусматривал определение на более позднем этапе окончательного статуса Косово.За время косовского конфликта и бомбардировок НАТО погибли, по оценкам, около 10 тысяч человек (главным образом, албанцы). Около миллиона человек стали беженцами и перемещенными лицами при довоенной численности населения Косово в 2 млн человек. Большинство беженцев-албанцев, в отличие от беженцев-сербов, вернулись в свои дома.17 февраля 2008 года парламент Косово в одностороннем порядке объявил о независимости от Сербии. Самопровозглашенное государство признала 71 страна из 192 стран-членов ООН.В 2000-2001 года произошло резкое обострение ситуации на юге Сербии, в общинах Прешево, Буяновац и Медведжа, большинство населения которых составляют албанцы. Столкновения на юге Сербии известны как конфликт в Прешевской долине.Албанские боевики из Освободительной армии Прешево, Медведжи и Буяноваца боролись за отделение этих территорий от Сербии. Эскалация происходила в 5-километровой \"наземной зоне безопасности\", созданной в 1999 году на территории Сербии по итогам косовского конфликта в соответствии с Кумановским военно-техническим соглашением. По соглашению югославская сторона не имела права держать в НЗБ армейские формирования и силы безопасности, за исключением местной полиции, которой разрешалось ношение лишь легкого стрелкового оружия.Положение на юге Сербии стабилизировалось после достижения в мае 2001 года между Белградом и НАТО договоренности о возвращении контингента югославской армии в \"наземную зону безопасности\". Были также достигнуты договоренности об амнистии для боевиков, формировании многонациональных полицейских сил, интеграции местного населения в общественные структуры.По оценкам, за время кризиса на юге Сербии погибли несколько сербских военнослужащих и гражданских лиц, а также несколько десятков албанцев.В 2001 году произошел вооруженный конфликт в Македонии с участием албанской Национальной освободительной армии и регулярной армии Македонии.Зимой 2001 года албанские боевики начали военно-партизанские действия, добиваясь независимости северо-западных районов страны, населенных преимущественно албанцами.Противостоянию властей Македонии с албанскими боевиками положило конец активное вмешательство Евросоюза и НАТО. Было подписано Охридское соглашение, предоставлявшее албанцам в Македонии (20-30% населения) ограниченную юридическую и культурную автономию (официальный статус албанского языка, амнистия боевиков, албанская полиция в албанских районах).В результате конфликта погибли, по разным оценкам, более 70 македонских военнослужащих и от 700 до 800 албанцев.С точки зрения научного анализа конфликтов в Югославии принципиальную важность имеет определение критериальных особенностей на разных этапах формирования и развития конфликта. Это касается особенностей влияния и соотношение различных факторов при развертывании конфликта, степень сформированности идентичности различных общин, влияние и распространение мифов и политических идей, на которых они основывались и т. п. При этом существующие этнополитические концепции и теории дают лишь частичное объяснение ситуации на территории бвышей Югославии, специфика которой требует учета дополнительных факторов. В частности это касается такого фактора, как специфическая роль средств массовой информации и влияние внешних информационных кампаний, которые сравнительно менее интенсивно влияли на развитие этнополитических конфликтов в некоторых регионах стран Европы и вообще имели относительно слабое влияние на этнополитические конфликты в странах Азии и Африки.Одновременно феномен конфликта в Югославии позволяет констатировать усиление роли СМИ в формировании идентичности местных этнотерриториальных общин и характера их политического поведения. Развитие современных информационных технологий и роль, которую играет информатизация в общественных отношениях, обусловливают распространение ареала противостояния в этнополитических конфликтах на информационную сферу. Угрозу информационной безопасности государства составляет процесс информационной борьбы, в которой оппозиционные этнические группы, национал-террористические и сепаратистские группировки, а также иностранные государства как агенты внешнего вмешательства в конфликте используют информационное оружие с целью разрушения информационных ресурсов государства и информационно-психологического воздействия на ее населения. Опасно также распространение в национальном информационном пространстве негативных этнических стереотипов и идей этнической нетерпимости, призывов к насилию в отношении представителей других этнических общностей.Указанные проблемы занимают все более главенствующее внимание в научных и политических дискуссиях, в частности в контексте постановки проблемы демократического транзита. Отдельные исследователи утверждают, что независимые и беспристрастные средства массовой информации могут стать весьма эффективным орудием в предотвращении этнических конфликтов. По нашему мнению, деятельность международных и местных средств массовой информации в Косово доказывает, что погоня за сенсациями и лицеприятие оценок наносят существенный вред деле предотвращения конфликта и ослаблению его напряженности. Установка СМИ на упрощенное толкование фактов ради использования сенсационных приводов и увеличения собственного рейтинга приводит только к укреплению существующих негативных и конфронтационных стереотипов. Влияние СМИ также отражает и усиливает консенсус элит, наблюдалось и на территории бывшей Югославии во время эскалации конфликта.С точки зрения роста рейтинга СМИ, чем дольше длится конфликтов, тем весомее являются доходы от него. С ростом драматизма и грубости конфронтации растут возможности расширения читательской аудитории. Вместе с тем такая информационная ситуация усложняет задачу миротворческих сил, перед которыми возникает потребность тщательного объяснения своей роли и аргументации причин, по которым следует предупредить развертывания конфликта и уменьшить его интенсивность.Один из ведущих исследователей национализма Е.Смит (профессор Лондонской школы экономики и политических исследований) сформулировал теорию о символической привязанности к определенной территории. Согласно его аргументацией, например, сербы считают Косово колыбелью своей нации и культуры. Однако то же самое утверждают и албанцы. При этом авторам «национального мифа» безразлично, действительно ли происходили события, которые используются как фактор этнополитической мобилизации. Самое главное заключается в том, чтобы современная нация или этнополитическое сообщество верило в навязываемую ей версию исторического прошлого и подлежала мобилизационным технологиям. Иллирийский миф албанцев и память о битве на Косовом поле (1389) делают Косово в равной степени важным для восприятия исторического прошлого и политического сознания как косовских албанцев, так и сербов. В случае формирования причин конфликта в Косово эмоциональная привязанность к земле способствовала вызреванию отношений взаимного неприятия между этими этническими группами. Бывший лидер Югославии С.Милошевич лично сыграл значительную негативную роль в обострении этнического конфликта, одобрив решение о запрете использования населением албанского языка и принудительное выселение части албанского населения из мест постоянного проживания. С.Милошевич (президент Сербии с 1990 г.), апеллировал к глубоким патриотическим чувствам сербов и стал выразителем радикально-патриотического политического направления. При нем политика властей СРЮ способствовала разжиганию националистических настроений. Характерным для того времени было высказывание С.Милошевича, что «сербский национализм является змеем, притаившегося на груди сербского народа». Вместе с тем лидер косовских албанцев,
«президент» самопровозглашенной республики И.Ругова и руководители Армии освобождения Косово (АОК) апеллировали к патриотическим чувствам своего народа, призывая утвердить собственное государство на территориях, где албанская государственность никогда раньше не существовала. Гораздо важнее для них стал «миф творения», для реализации которого соображения исторической правды или «исторической справедливости» не имели никакого значения. Формулировка политических целей оценивалась не на основе исторических доказательств, а учитывая то, насколько охотно ее воспринимали слои этнополитической группы, которым предлагалась возможность создать новую нацию.Учитывая современную политическую практику национализм можно определить как доктрину, согласно которой источник индивидуальной идентичности растворяется в рамках «народа» или этнической группы, рассматривается как носитель суверенитета, внушающим чувство преданности. На этой основе формулируются критерии коллективной солидарности, которых индивид должен соблюдать добровольно или принудительно. Вместе с тем следует добавить, что национализм - это еще и идеологическое движение, которое стремится сохранить сплоченность этнической группы, рассчитывая, что на определенном этапе она станет нацией. Другим словами, национализм - это идеология и одновременно субстанция для существования и деятельности политического движения (как правило, движения меньшинства). Лидеры этого движения стремятся получить статус нации для выбранной группы. «Статус нации», в свою очередь, предполагает наличие трех базовых идеалов:- Права группы на автономию и самоуправление, иногда, однако не всегда, толкуются как предпосылка для отделения;- Солидарность и дух братства в группе на определенной территории («этнического дома»);- Отстаивание самобытной или уникальной истории и культуры, которых не имеет ни одна другая группа.Реализация этих идеалов национализма должно привести к соединению гражданства с этническими признаками и властью или доминированием на определенной территории. В дополнение к уже упомянутым причинам вспышки этнических конфликтов важно подчеркнуть, что с точки зрения разных национальностей конфликты возникают тогда, когда один из этих трех элементов приобретает проблемный характер - ставится под сомнение. Например, этническая группа не обладает четко определенной территорией, на которой проживают другие меньшинства / этнические группы, или гражданство предоставляется не по этническому, а по другим признакам. Последний нюанс помогает лучшему пониманию причин и подоплеки конфликта в странах бывшей Югославии.Сравнительный обзор конфликтов 1990-х гг на Балканах свидетельствует о проявлении своеобразных форм национализма, соединенного с религиозными убеждениями. Например, можно утверждать, что религия предоставляет необходимые средства для того, чтобы сделать определенную нацию «особой» и одновременно изобразить врагов как преступников. Балканскому разновидовому национализму свойственно стремление лишить глубины и сложности непростые социальные и исторические реалии, подогнав их под упрощенные категории, не требующие подробного объяснения. В то же время любые другие явления трактуются в произвольной манере. По этой логике, если нация особенная и даже избранная Богом, человек должен быть готов (когда в этом возникнет необходимость) умереть за нее. «Религиозный» национализм придает большое значение таким ценностям, как жертвенность и мученичество, и из-за этого он часто представляется чрезвычайно жестоким и иррациональным. Как пример мы можем привести сербский национализм. На нем лежит заметный отпечаток религиозных мотивов и переживаний, это касается также и подходов к Косово, которое играло значительную роль как исторический центр Сербской православной церкви.Отметим, что распад югославской федерации обнажил пестроту этнорелигиозного состава бывших союзник республик. В некоторых из них были инициированы собственные проекты построения государств-наций, в других наблюдались изменения этнодемографического состава вследствие миграций, перемещения населения и потоков беженцев, что весьма затрудняло достижение прочного мира и устойчивого развития. Отдельные национальные элиты выдвигали стремление создать собственные государственные образования. Такой подход обусловил конфедеративное устройство Боснии и Герцеговины, однако был отвергнут в Хорватии, Сербии и Македонии. При этнократическом подходе первоочередное внимание уделяется не экономическим функциям государства и обеспечению ее демократических основ, а атрибутам независимости, сплоченности и «чистоте» нации. Для большинства национальных элит на Балканах чрезвычайно важное значение имело обеспечение политической легитимности, что побудило к созданию собственного государства и поиска внешней поддержки в ходе конфронтации.С точки зрения инструменталистских критериев, националистический подход предлагает в качестве способа защиты своей этнической группы ее пропорциональное представительство во всех государственных институтах. При этом, внутренняя консолидация этнорелигиозной или этнокультурной группы требуется с точки зрения потребностей обеспечения ее господствующего статуса и закрепления системы ее коллективных ценностей в сфере государственной политики. По такой логике, только создание и обеспечение жизнеспособности собственного государства может обеспечить эту группу как целостный этнополитический организм (примордиалистской критерий).Идейная и концептуальная бескомпромиссность национализма воплощается в толковании борьбы за создание собственного государства как самодостаточной цели. Это подтверждает статус и сам факт существования группы и одновременно служит гарантией, которая защищает эту группу перед лицом реальных и гипотетических вызовов со стороны недружественной среды, или среды, которая в результате манипуляций или иным причинам воспринимается как недружественная. Подобные выводы хорошо вписываются в объяснение причин этнических конфликтов, которые предлагают сторонники теории рационального выбора. С точки зрения этого подхода этнические войны, вызванные переживаниями лидеров отдельных групп за собственную безопасность и безопасность сохранения своей группы. Утверждается, что эти соображения возникают в условиях, когда одна из сторон конфликта неуверена в намерениях другой стороны, и когда стороны враждебно относятся друг к другу.Следует заметить, что до распада СФРЮ конкурирующий национализм в качестве политико-идеологического движения не получил завершенный характер. Созреванию активно способствовали турбулентность политических процессов на рубеже 1990-х годов, усиление экономических проблем, рост политической и социальной напряженности, а также практика некорректных решений и спекулятивного толкования национального вопроса. Эти факторы привели к обострению проблем и вызревания прямого противостояния между этнонациональными группами, что косвенно уси??ивалось влиянием националистических движений и вражды в других республиках бывшей Югославии. В этом процессе важную роль сыграли настроения и планы политической элиты, поведение которой активно способствовало политической и социальной дифференциации, которые до поры до времени имели скорее скрытый характер. Таким образом, несмотря на смешанное происхождение многих жителей, политическим лидерам удалось направить процессы в сторону ее этнополитической консолидации, чему активно способствовало создание неформальной общественной организации полувоенного характера.Проблема Югославии имеет значительное международно-политическое значение. Югославский кризис служит наглядным уроком весомым и аргументом в пользу взвешенной политики государств по защите своей территориальной целостности и нерушимости границ. Вместе с тем тактика политических лидеров так же может рассматриваться и как успешный пример в попытках ряда сепаратистских движений добиваться государственной независимости под лозунгом национального самоопределения. В мире существует немало непризнанных или частично признанных квазигосударств. Некоторые из них, вроде Абхазии и Приднестровья или отдельных мятежных провинций в странах Африки имеют неформальный статус «государств под протекторатом» внешних союзников. С этой точки зрения полемика по поводу прецедентного или беспрецедентного значения провозглашения независимости может существенно повлиять на ход межэтнических отношений в многосложных обществах, влияя на процессы суверенизации и десуверенизации на территориях, где наблюдается существенный уровень напряженности этнополитических отношений. Наибольший интерес в связи с вышесказанным представляет этнонациональный конфликт в Косово. Из за невозможности в объемах дипломной работы рассмотреть все конфликты, которые происходили на территории бывшей Югослави, остановимся на Ккосовском конфликте, как наиболее показательному.Остальные конфликты присходили по похожему сценарию. И данный конфлик можно считать эталонным примером.2.2 Внутренние и региональные факторы эскалации конфликтаОпределены четыре главных фактора, которые повлияли на конфликт в Косово. К этим факторам относятся:- Демографический рост численности албанской общины, лидеры которой угрожали сербам, что тех выгонят с их «исторических территорий». Демографическое давление, которое приобрело характер политической угрозы, вызвало усиление сербского национализма.- Обострение экономических проблем Косово, которое было одной из наименее развитых земель бывшей Югославии. В этих проблемах, включая инфляцию и сокращение социальной защиты, был обвинен Белград, который не выполнял своих финансовых обязательств.- Прекращение сербскими властями финансирования развития албанской культуры и языка, повлекшее опасения среди албанцев, что их нация или этническая группа находится под угрозой.- Исторические разногласия в Косово между сербами и албанцами, которые можно проследить со времен битвы на Косовом поле. История содержит много противоречивых ситуаций и случаев, которые доопускают сознательное искажение фактов.Эти главные факторы использовались с целью этнополитической мобилизации, кот
орая достаточно адекватно, хотя и по-разному толкуется различными теориями этнических конфликтов: теорией рационального выбора, теорией манипуляции элит и теорией модернизации.Изучение предыстории Косовской проблемы позволяет углубить понимание специфики и динамики развития нынешнего кризиса, в основе которого лежит противоречие между ростом национального сознания албанского населения и стремление сербов сохранить территориальную целостность своего государства. В этом плане важным элементом остается анализ альтернативных идеологем и аргументации позиций в ходе конфликта со стороны сербской и албанской сторон. В 1998 - 1999 гг непосредственное влияние конфликта чувствовали Черногория, Македония, Греция, Турция, Болгария, Венгрия, Босния и Албания, не говоря уже о Сербии, которая существенно страдала от наплыва беженцев.Стоит также отметить, что когда в 1913 г. Косово было отделено от Османской империи, эта территория была разделена между Сербией, Черногорией и Албанией. На определенном этапе это обстоятельство толковалось как повод для выдвижения планов создания «Великой Албании», которые получили поддержку со стороны албанских политических кругов при президентстве С.Бериша.Для современной Сербии кризис в Косово идеологически воспринимается как одна из главных причин окончательного распада югославской федерации. Сам процесс распада Югославии начался с отмены автономного статуса Косово в рамках Сербии.Споры по поводу «исторических прав» на ту или иную территорию, характерные для Балкан и Кавказа, которые принципиально могут «установить истину», указывают на доминирующий стереотип «исторического мышления», пронесенная через века память о собственной былой славе и утраченное величие и, наоборот, - нанесенные обиды соседями служат психологическим фактором конфликтности, который должны учитывать все, кто претендует на роль посредника или миротворца в этнополитических конфликтах.Пороки этнической политики Югославии времен Й.Б.Тито и кризис социалистической модели федерализма привели к «мутации» интернационального коммунизма в национал-шовинизм, который порождает не менее агрессивный вооруженный сепаратизм. Придя к власти, коммунисты превратились в стойких государственников, сторонников строгого централизма и не останавливались перед этнолингвистической дискриминацией «нетитульных» этнических групп.На рубеже 1990-х гг Югославия в целом была более либеральным, более рыночным, и более компактным образованием, чем бывший Советский Союз. Однако именно бывшая СФРЮ стала очагом многих конфликтов, убедительно продемонстрировав, что после окончания «холодной войны», в конце ХХ века, на уровне межгосударственных отношений не классическая вооруженная агрессия, а именно конфликты на этнической или на религиозной почве вышли на поверхность как основные возбудители нестабильности породили сомнения в управляемости процессов реорганизации мирового геополитического пространства.Центробежные силы, которые влияли на распад бывшей Югославии, имели внутренние и внешние измерения. Внешние факторы - влияние мировой экономики, МВФ и Всемирного банка на структурные элементы государства, которые на протяжении многих лет обеспечивали ее стабильность, а также влияние внешних сил, которые пытались получить определенную выгоду путем раскола бывшей Югославии - способны были ослабить государство, но не привели бы к его распаду.Сравнительно большее влияние имели внутренние факторы дестабилизации. Речь идет о совмещении политической дезинтеграции с попытками перераспределения экономических ресурсов и экономических активов. Эти факторы нашли проявление в действиях жадных к власти политических дельцов, склонных использовать националистическую карту для собственного обогащения учитывая значительные природные богатства земли (залежи свинца, цинка, кадмия, серебра, золота и значительные разведанные запасы угля).В смысле объяснения процессов дезинтеграции СФРЮ часто предлагается использование структуралистских аргументов в пользу того, что крах социалистической модели похоронил государство и освободил националистические чувства. Попутно отмечается, что склонность к конфликтам на этнической почве только усиливалась из-за ухудшения экономической ситуации и политических манипуляций. Вместе с тем нельзя не учитывать, что возникновение ряда военных конфликтов, сторонами в которых формально выступали различные этнические группы, и зачинщиками которых были националисты, опиралось на использование и оживление существующих споров между этническими группами, которые не удалось уладить в период после Второй мировой войны.С точки зрения структурализма предлагается версия, что внутренние факторы и противоречия рано или поздно привели бы страну к краху. Учитывая внешние и внутренние измерения невозможно было избежать негативного сценария. Югославии было назначено распасться по этническим признакам (с более или менее интенсивным применением силы). С этой точки зрения конфликт в Косово толкуется как неотвратимый - он рано или поздно должен был произойти, ведь государство, которое некогда удерживало ситуацию под контролем - бывшая Югославия - прекратила свое существование. Поскольку предыдущие конфликты возникали именно на этнической почве, не было оснований считать, что судьба Косово сложится по-другому. С точки зрения тех, кто находится в регионе, масштаб этнического конфликта в Косово мог бы быть другим, но сам конфликт неизбежно должен был состояться.В этой связи отмечается роль сербского этнонационализма как доминирующей характеристики сербского общественного сознания с ее «погружением в историю» и сосредоточенностью на традиционных психоментальних комплексах и «недовыигранных войнах» (П.Кандель). Если великорусская психоментальнисть основана на имперском принципе, то великосербская - на этнической, когда приходится «доводить чистоту крови» или переходить в православие. Одного только государственного подданства (паспорта) и знания языка недостаточно.В противовес этим упрощенным аргументами целесообразно предложить и более основательное и правдоподобное объяснение. С точки зрения структурно-функционального подхода косовский кризис выступает как результат взаимодействия различных факторов.Хотя факторы религии и языка существенно разделяют сербов и албанцев, это лишь внешняя сторона конфликта. Использование противоречий с помощью этих различий представляется пригодным лишь частично, поскольку они играли роль внешних признаков конфликта. Однако, с точки зрения внутренней структуры конфликтного взаимодействия, по нашему мнению, на развитие конфликта более весомо повлиял фактор конкуренции между сербским и албанским национализмами, который достиг своего апогея в 1999 г., когда конфликт перешел в силовую фазу. При этом сыграли роль все более менее важные вторичные факторы, которые усиливали роль первобытных противоречий и разногласий. Эти вторичные факторы можно сгруппировать по четырем категориям, включая демографические, финансово-экономические, социокультурные и ментально-психологические.В Косово демографические факторы имели значительную роль. С 1970-х гг социально-демографические факторы рассматривались как часть проблемы политического баланса. Снижение уровня репродуктивности на большей части территории Югославии было предметом политического беспокойства. Это касалось особенно Словении и Хорватии, где прирост населения практически был равен нулю. Однако были причины для беспокойства и в Сербии, учитывая высокий уровень репродуктивной активности косовских албанцев. Если в 1981 году средний размер семьи в Югославии в целом составил 3,62 человека, то в Сербии - 3,63 человека, а в Косово - 6,92 человека. Это привело к тому, что доля албанцев в населении Косово достигла почти 90%. За последние 30 лет количество албанцев выросло более чем вдвое. Сербские националисты расценивали рост уровня рождаемости как «биологический геноцид».Напряжение между этническими группами усиливало и нежелание сербского государства способствовать развитию албанского языка и самобытных институтов албанского общества. Албанцы настаивали на повышении статуса их культуры. Сербы были готовы лишь частично удовлетворить их требования, утверждая, что албанцам необходимо ассимилироваться в доминирующую культурную общность на территории бывшей Югославии, то есть - в сербскую культуру. Совершенно очевидно, что речь играла лишь символическую роль - Косовские албанцы чувствовали, что запрет языка ставит под угрозу их идентичность. Сербы аргументировали свою позицию вложением в экономику Косово значительных средств и предоставлением краю широкой провинциальной автономии. Сербские власти также беспокоила судьба православных памятников и святынь, которые традиционно играли роль важного признака сербской идентичности. Сербы опасались, что расширение самоуправления и дальнейшая суверенизация или вхождения края в «Великую Албанию» может привести к ослаблению и разрушению связей между основной территорией Сербии и Косово.В контексте преимущественно политического толкования конфликта в Косово мы разделяем предположение Д. Горовица, по которому по его типологии этот конфликт подпадает под категорию столкновения культур. Этот важный фактор нужно учитывать, поскольку идейно-политические интерпретации целей и мотиваций непосредственных участников конфликта достигли уровня иррациональности, когда такие символы, как язык и культура, воспринимаются как важнее соображения целесообразности и экономического благосостояния.Другим весомым фактором, который оказал влияние на эскалацию конфликта, были экономические проблемы и финансово-экономические осложнения. Одна из самых серьезных проблем, которая влияла на ход политических процессов в Югославии, заключалась в существенной неравномерности экономического развития ее регионов. После 1945 г. этот разрыв неуклонно увеличивался. В 1952 г. ВВП Словении на душу населения составлял 181,82% от среднего уровня федерации, Хорватии - 121,39%, а Косово - 46,51%. Накануне распада СФРЮ в 1989 г. ВВП Словении на душу населения достиг отметки в 196,80% от среднего по федерации уровня, а Хорва
тии - 126,26% от среднего уровня. Одновременно размер ВВП на душу населения в Косово снизился до 25,66% от среднего уровня федерации. На этом фоне отсутствие инвестиций и бюджетные осложнения влияли не только на общее экономическое положение, но и на финансирование текущих потребностей, включая функционирование местных органов власти и покрытие культурно-языковых потребностей местной общины.В конце 1980-х - начале 1990-х гг экономическая ситуация в Югославии неуклонно ухудшалась. Это способствовало углублению конфликта между республиканскими и отраслевыми элитами вокруг определения принципов и направлений экономического курса. На передний план вышла политика перераспределения собственности и активов. Те группы и территориальные образования, которые в рамках системы были донорами, критиковали ее как расточительную политизацию экономики. Они пытались доказать, что могли бы добиться лучших результатов, если бы им разрешили оставлять у себя большую долю средств для капиталовложений. Представители отсталых регионов и отраслей призвали других приложить больше усилий, чтобы удовлетворить их потребности. Косово стало своеобразной «сердцевиной» общегосударственной дискуссии по экономическому развитию. Состояние этого отсталого региона Югославии привлекало внимание всех участников тогдашней полемики.Наблюдается прямая связь между основными вспышками гражданских беспорядков в Косово и периодами крупнейших экономических потрясений в стране в целом. Как бедное территориальное образование в рамках югославской федерации, Косово оказалось наиболее уязвимым к экономическим проблемам, с которыми сталкивался федеральное правительство.Идеологические причины конфликта коренятся в попытках лидеров албанцев и сербов формировать идентичность собственных этнополитических сообществ с помощью методов политической мобилизации. Составной частью их основных национальных мифов, которые противоречат друг другу, стали утверждения об исторических правах на Косово и обоснование этого тезиса с помощью исторических фактов. Согласно такой логике битва на Косовом поле подавалась как противостояние сербов и турок. Однако на самом деле армии, вступили в поединок 28 июня 1389, были сформированы по феодальному принципу и не были однородными. Армия турецкого османского войска состояла не только из мусульман, но и из европейских наемников, возглавляемых их вассалами, включая славян. В армию султана Мурада входили отряды его вассалов-христиан: болгарского князя Константина с Вельбужда, серба Марко Кралевича - врага князя Лазаря, а также отрядами мусульманских эмиров и союзников из Малой Азии. Против них выступили армии князя Лазаря и короля Твартка вместе с отрядами воеводы Мирчи из Валахии и албанцами во главе с Георге Балш и Деметер Йонимою. Имеются также данные об участии в битве венгерских и боснийских отрядов, а также наемников. По имеющимся историческим фактам эта битва не дает подтверждений об исключительно межконфессиональном характере противоборства, которое скорее носило характер столкновения двух феодальных альянсов. Так же и политический национализм в его научном понимании является феноменом 18-19 веков, а не следствием исторической традиции средневековья, во времена которого идентичность ни была четко очерченной, а этнические признаки не служили показателем принадлежности к определенному государственно-политическому образованию.Использование битвы на Косовом поле как центрального аргумента сербского национального мифа стало важным психологическим фактором, способствовавшим подъему сербского национализма и ускорению распада Югославии. С помощью средств массовой информации правительство Милошевича стремилось убедить о
бщество, что его власть будет способствовать и усиливать независимость Сербии, а Косово будет возвращено в состав страны. При этом С. Милошевич лично был инициатором использования медиа для активной пропаганды националистических целей в качестве официальной государственной идеологии. Сербская официальная пропаганда работала не только в оправдание репрессий в Косово, но и для преследования сербской оппозиции, о чем свидетельствует случай с радио «B92».Что касается косовских СМИ, они в основном исходили из толкования Сербии как конкурирующей враждебной идентичности, отражало непримиримость косовского национализма и усиливало ультимативное требование о создании собственного государства.Перенос идеологических пристрастий в плоскость межэтнического конфликта привело к тому, что сербы пытались уничтожать мечети, а албанцы - церкви. Это делалось для того, чтобы стереть следы присутствия противника на спорной территории и лишить его права претендовать на Косово. Создание нации косовских албанцев связывалось с построением собственного государства. В ходе этого процесса они должны были принимать контрмеры против идентичности другого народа, который претендовал на ту же территорию.Национальный миф привязывал албанцев, как и сербов, к Косово. Поскольку мирное сосуществование толковалось как заранее невозможное и было отвергнуто, это привело к столкновению сторон в форме вооруженного противоборства. Столкновение двух национализмов сначала нашло свое отражение в борьбе конкурирующих идеологий. Сербы пытались доказать, что миф об образовании албанского народа был выдумкой. Они подчеркивали, что Косовские албанцы не могут стать народом, а потому и не имеют права претендовать на создание государства на территории Косово. Сербские и албанские националисты использовали средства массовой информации и средства публичной пропаганды, чтобы доказать или опровергнуть национальный миф косоваров. Национальные элиты стремились манипулировать общественными настроениями с целью политической мобилизации. В основу обоих подходов был положен принцип привязки определенной территории к нациогенезу. Провозглашалось, что нация может выжить только при условии существования собственного государства, контролирующего определенную историческую территорию, которая является жизненно важной для воплощения ее исторической миссии. При этом этническая и политическая гомогенность толковались как основа сохранения этнической идентичности.Обострение политических противоречий ощущалось в Косово с 1968 г. В начале 1980-х гг в крае начались антисербские демонстрации под лозунгами суверенитета. Это движение, которое имело поддержку со стороны Албании, получило открытое антигосударственное направление. С созданием албанских полувоенных формирований в крае начались акты саботажа, террора против сербского населения и захвата земли. В 1990 сербские власти ответили на это введением войск и внедрением прямого правления, которое приобрело характер длительной оккупации.Важное политическое значение имело решение ООН (13 августа 1992), которое приравняло политику этнических чисток, к которым прибегали сербы и другие участники конфликтов на Балканах, к военным преступлениям.С начала 1998 вооруженный конфликт в Косово приобрел характер интенсивной партизанской войны. От имени Контактной группы по бывшей Югославии, в которую входили Великобритания, Италия, Россия, США, Франция и Германия, Сербии было предложено внешнее посредничество в переговорах с лидерами албанцев. Однако на организованном властями Сербии референдуме (24.04.1998 г.) о международном посредничестве по урегулированию конфликта почти 95% населения высказались против внешнего вмешательства во внутренние дела. В ответ на это Контактная группа по бывшей Югославии ввела санкции против СРЮ.Вследствие давления извне президент СРЮ С. Милошевич и президент самопровозглашенной «Республики Косово» И. Ругова согласились на проведение регулярных консультаций по проблемам урегулирования отношений, однако это не означало прекращения военных действий. Лидеры АВК объявили об отказе выполнять приказ И. Руговы о прекращении вооруженных нападений. После того, как АВК, контролировавшей юго-западную часть провинции претерпела значительные поражения, в 23.09.1998 г. СБ ООН принял резолюцию № 1199, которая обязывает Сербию прекратить военные действия и вывести войска из Косово.С этого времени позиция стран - членов НАТО становится все более лояльной к лидерам Косово, которым предлагалась поддержка в проведении переговоров с руководством Сербии. 13.10.1998 г. Генеральный секретарем НАТО отдал приказ об ускорении подготовки военной операции против СРЮ. Государства НАТО предъявили Белграду ультиматум с требованием выполнить все ранее принятые решения о мирном урегулировании ситуации в Косово. В ответ на ультиматум НАТО С. Милошевич подписал с спецпредставителем США Р. Холбруком соглашение об отводе войск и отправку в Косово 2 тысяч наблюдателей ОБСЕ.28.01.1999 г. Контактная группа вновь выдвинула требование к обеим сторонам конфликта начать мирные переговоры и прекратить кровопролитие. За основу переговоров предлагалось принять 10 принципов урегулирования, включая уважение к территориальной целостности Сербии и предоставление Косово широкой автономии. Однако переговоры между руководством Сербии и лидерами косоваров в Рамбуйе (Франция) в феврале и марте 1999 потерпели фиаско. Несмотря согласие с большинством пунктов, сербская делегация отказалась подписать весь пакет соглашений, хотя после отъезда сербов эти соглашения демонстративно подписали албанские лидеры.«План Рамбуйе» предусматривал заключение «промежуточного» соглашения сроком на 3 года. Предусматривалось размещение в Косово 30 тыс. солдат НАТО для обеспечения демократических выборов и безопасности и проведения в крае выборов парламента и президента. Сербская полиция заменялась албанскими подразделениями. В конце срока действия соглашения планировалось созвать международную конференцию для определения долгосрочного статуса Косово. Иначе говоря, отделение Косово от СРЮ откладывалось на три года. По свидетельству Дж. Пилджер («Гардиан», 18 мая 1999), одно из приложений к соглашению в Рамбуйе требовало от Сербии введения контингентов НАТО не только на территорию Косово, но и прямое разрешение на ввод этих войск на остальную территорию СРЮ. Отказ от выполнения ультиматума НАТО, против чего высказался не только С. Милошевич, но и югославский парламент, сделала внешнее вмешательство неизбежным.2.3 Роль внешних факторов в контексте интернационализации и развития конфликтов на территории бывшей ЮгославииПроведение военной операции НАТО против СРЮ привело к выводу Этнополитического конфликта в Косово на качественно новый уровень. С марта 1999 проблема Косово вышла за пределы локального конфликта в балканской стране, который ограничивался внутренним и региональным контекстом. Применение НАТО силы против СРЮ означало начало первой масштабной войны в Европе после 1945 г., которая приобрела значение острого международного кризиса регионального масштаба.Последствиями военной операции НАТО против СРЮ стали значительные экономические потери Сербии, угроза гуманитарной катастрофы в некоторых соседних странах, обострение отношений между Россией и США и приостановлении отношений между Россией и НАТО.Крупномасштабная военная операция «Союзная сила», которая длилась с 24 марта по 10 июля 1999, завершилась лишь после подписания представителями армии СРЮ и НАТО военно-технического договора о выводе из Косово войск и полиции СРЮ и размещения международных сил КФОР. Совет безопасности ООН принял резолюцию № 1244, которая санкционировала положение соглашения о размещении войск, которым был предоставлен статус военного миротворческого контингента.Военная операция НАТО продемонстрировала значительные расхождения между ее целями, среди которых исследователи отмечают аспект внутри- и внешнеполитических интересов стран НАТО и формат содействия решению этнополитического конфликта в Косово и обеспечения необратимости процесса мирного урегулирования.Анализ новых аспектов, касающихся международно-политического значения и последствий Косовского конфликта, свидетельствует о намерениях США и НАТО испытать на практике новую стратегическую концепцию НАТО, которая предусматривала новый тип операций «по реагированию на кризис». Переход США и НАТО к прямому применению силы без учета позиции всех членов СБ ООН начертил вектор изменений в системе европейской и международной безопасности, связанный с попытками установления однополярной гегемонии. В этом контексте важное значение имела позиция России, включая использование новых механизмов ее взаимодействия с НАТО.В этом смысле балканский кризис 1999 можно толковать как фактор, который существенно затормозил преодоление раскола Европы, который считался ожидаемым результатом окончания «холодной войны». Несмотря на то, что США и Россия официально провозгласили друг друга стратегическими партнерами и декларировали идентичные или параллельные интересы, Россия не была допущена к процессу принятия принципиальных решений. Также показательным было участие в операции НАТО лишь 14 из 19 стран-членов, что свидетельствует о неоднозначности восприятия применения силы со стороны политического руководства и общественного мнения отдельных государств. Из-за отказа НАТО предоставить России отдельный сектор ответственности в Косово, 12-13 июля 1999 российским десантникам был отдан приказ о перемещении из Боснии в Приштину, где они еще до подхода сил НАТО установили контроль над аэродромом Слатина.Прекращение военных действий в Косово совпало с началом миротворческой операции НАТО «Совместный страж» («Joint Guardian»), в которой принимали участие от 37 до 46 тыс. военнослужащих, представлявших армии 36 стран мира из числа членов и стран - партнеров НАТО. В качестве официального основания для проведения международной миротворческой операции служила резолюция СБ ООН № 1199. Введение контингента КФОР («Kosovo Force») позволило проконтролировать разделение противоборствующих сторон (албанской Армии
освобождения Косово и сербских сил безопасности). Сербия согласилась на создание буферной зоны Прешево в пределах 5-километровой полосы со стороны Сербии.Несмотря достижения желаемых результатов, военная операция НАТО против СРЮ показала объективную ограниченность военно-силовых методов как способа решения сложных политических, социально-экономических, этнических, религиозных и других противоречий, лежащих в основе современных региональных конфликтов. Совершенно очевидно, что любое долгосрочное урегулирования и обеспечения его необратимый характер предполагает достижение взаимного согласия с его условиями и достижения компромиссных решений.На фоне сложных проблем во взаимоотношениях между балканскими странами частичное решение вряд ли может считаться достаточную гарантию от возобновления противоречий, которые могут вызвать новую волну эскалации, создавая предпосылки для новых раундов силового противостояния.В 2001 и 2004 международная администрация и временные органы власти Косово провели два раунда «свободных и демократических» выборов в провинциальный парламент и местного самоуправления. В парламенте Косово были установлены этнические квоты (100 мест из 120 предоставлялось албанцам, а остальные 20 были зарезервированы за меньшинствами, в т.ч. 10 - за сербами). Однако подавляющее большинство косовских сербов, которые еще остались в крае, выборы игнорировали.Несмотря на присутствие войск НАТО в крае продолжалось насилие на этнической почве (сожжение домов, разрушение православных храмов и монастырей). Относительно статуса Косово в ООН было распространено мнение, что до окончательного определения его статуса следует достичь нормализации условий жизни (формула «стандарты к статусу»), что также предполагало достижение консенсуса между всеми политическими силами и этническими группами. Однако эта политика не предусматривала реальных условий для возвращения сербских беженцев на предыдущие места проживания (ок. 200 тыс. человек), значительное количество которых осталось в Сербии.В октябре 2005 г. СБ ООН высказалась за возобновление переговоров о статусе Косово. Контактная группа по Косово (США, Великобритания, Франция, Германия, Италия, Россия) в ноябре 2005 г. утвердила «Руководящие принципы по урегулированию статуса Косово». Этот документ содержал обтекаемые и спорные формулировки, которые, однако, содержали ссылки на резолюцию 1244 СБ ООН, которая прямо не обусловливала вопрос о предоставлении Косово независимости. Определялось, что урегулирование косовской проблемы должно отвечать нормам международного права и способствовать региональной безопасности и способствовать сохранению территориальной целостности и стабильности соседних государств. С другой стороны, «Руководящие принципы» фиксировали положение о «невозврате Косово к ситуации, существовавшей до марта 1999».В январе 2006 г. на заседании Контактной группы по Косово на уровне министров иностранных дел (с участием США, Великобритании, Франции, Германии, Италии, России и представителей ЕС и НАТО) было согласовано три основных принципа, по которым Косово не должно возвращаться под управление Сербии, не подлежало территориальном разделению и не должно было быть присоединено к другому государству. Высказывались ожидания, что в процессе урегулирования конфликта край получит условную или отложенную независимость, а ее полное признание Косово получит лишь в ходе интеграции в ЕС вместе с другими странами Западных Балкан. К тому времени предлагалось сохранить формат частичного международного протектората.На переговорах в Вене, которые начались 20 февраля 2006 между представителями власти Сербии и Косово при посредничестве специального представителя Генерального секретаря ООН М. Ахтисаари, стороны лишь подтвердили свои позиции. Албанцы настаивали на полной и беспрекословной независимости, а Белград рассчитывал на подтверждении хотя бы формальной принадлежности Косово к Сербии и настаивал на предоставлении косовским сербам самоуправления в местах их компактного проживания. Согласно требованиям сербской делегации, в компетенции сербских органов самоуправления должны были оставаться вопрос здравоохранения, образования, юридическая и социальная службы, а также вопросы обеспечения правопорядка (полиция). В случае удовлетворения этих требований в Косово должны параллельно действовать две правовые и политические системы - албанская и сербскаяНа протяжении 2006 - 2007 гг основная дискуссия шла вокруг принципов политического урегулирования и методов их реализации. С точки зрения государств-членов НАТО и ЕС основной предпосылкой решения конфликта был путь суверенизации. Предполагалось, что в ходе формирования демократической политической системы Косово будет функционировать как государство под международным протекторатом. В качестве фактора внешнего содействия было определено обеспечение перспективы интеграции всего Западно-Балканского субрегиона в евроатлантические институты, в которые Косово потенциально могло войти только в статусе независимого государства. Одновременно высказывались ожидания, что со временем на замену резолюции СБ ООН № 1244 будет принят новый документ, который будет учитывать фактическое состояние дел.Границей, которая обозначила принципиальное различие в подходах к статусу Косово между США и их европейскими союзниками, с одной стороны, и Россией, - другого, стал доклад Специального посланника Генерального секретаря ООН по вопросу об определении будущего статуса Косово М. Ахтиссари, распространенный как дополнение к письму Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна от 26 марта 2007 (Док. S/2007/168/Add.l).Доклад содержал четко очерченную рекомендацию о предоставлении Косово независимости «под наблюдением международного сообщества». В более конкретизированном виде этот вывод толковал независимость как единственную возможность обеспечения политической стабильности и экономической жизнеспособности Косово. Отмечалось, что «только независимое Косово с собственными демократическими институтами будет иметь полную ответственность за свои действия. Отстаивание этого тезиса основывалось на ожиданиях, что Белград не сможет восстановить свою власть, не спровоцировав отчаянного сопротивления, поэтому автономия Косово в границах Сербии, какой бы условной она ни была, является «нелогичной».При этом, несмотря на политическую напряженность и этническое насилие, предоставление независимости толковалось как решающий фактор для «обеспечения уважения к верховенству права и эффективной защиты меньшинств». Декларировалось, что сохранение постоянной политической двусмысленности мир и стабильность в Косово и регионе будут оставаться под угрозой. Более того, именно независимость Косово должна была стать залогом «устойчивого и долговременного партнерства между Косово и Сербией». При этом признавалось существование значительных проблем, касающихся защиты прав меньшинств, демократического развития, экономического восстановления и социальной примирения. Среди других положений «Плана Ахтиссари» показательным элементом был призыв к косовских сербов активно участвовать в «институтах Косово» и прекратить тактику бойкота.Отрицая возможность существования Косово как автономной провинции Сербии, М. Ахтиссари подчеркивал, что главной гарантией выполнения его плана должна быть международная гражданское и военное присутствие с сильными полномочиями в таких сферах, как общественные отношения, права человека, децентрализация, защита Сербской православной церкви и обеспечение закона .Помощь М. Ахтиссари основывалась на признании уникальности ситуации в Косово, которая, по его словам, не создает прецедента для других неурегулированных конфликтов. Эта беспрецедентность объясняется тем, что в результате принятия резолюции № 1244 (1999), Совет Безопасности в ответ на действия Милошевича в Косово лишила Сербию «роли в управлении» провинцией, из-за чего Косово попало под временное управление ООН, а также предусмотрела политический процесс, который призван определить статус Косово на будущее. Уникальность и экстраординарность ситуации по Косово вытекала именно из сочетания этих факторов.Дальнейшие события, которые развивались в относительном соответствии с «Планом Ахтиссари», привели к обострению политико-правовых противоречий и более четкого определения позиции России. На протяжении длительного времени министр иностранных дел РФ С.Лавров пытался придерживаться гибкой линии, избегая вовлечения российской дипломатии в прямую полемику по статусу Косово и придерживаясь установки на сохранение «руководящей роли» СБ ООН на протяжении всего периода косовского конфликта. По официальной позицией МИД России, именно СБ ООН должен «обеспечить строгие международно-правовые рамки статусной фазы урегулирования на базе резолюции 1244». Однако уступчивость руководства МИД России по одобрению «Руководящих принципов по урегулированию статуса Косово» вызвала возражения со стороны тогдашнего президента РФ В.Путина, который во время встречи с членами правительства РФ 30 января 2006 четко высказался в пользу «универсального характера» решений Контактной группы с учетом их возможного применения при решении конфликтов на постсоветском пространстве. По словам В.Путина, Россия не соглашается с подходом, согласно которому «в одном месте будем применять одни принципы, а в другом - другие». При этом В.Путин прозрачно намекнул, что решение по Косово могут создать прецедент для ряда «непризнанных государство на постсоветском пространстве, которые могли бы воспользоваться примером Косово и требовать их признания в качестве независимых государств.Дальнейшая российская позиция основывалась на отрицании уникальности случая Косово, которая по мнению дипломатов стран НАТО и ЕС «не создает прецедентов». Тактика РФ сосредоточена на блокировании определения статуса Косово со ссылкой на признание недекларативно характера положений резолюции СБ ООН № 1244 о принадлежности Косово к Сербии.Российская дипломатия в ООН продолжала настаивать на том, что только СБ ООН может принять окончательное решение по статусу Косово «на основе компромисса между серб
ами и косовоалбанцами», поскольку «только его вердикт может быть легитимным». Иначе российская сторона обещала наложить вето на любую резолюцию или предложение, которые могли бы легитимизировать «одностороннее решение проблемы Косово».В более широком плане, позиция РФ по ситуации на Балканах была элементом стратегии противодействия расширению НАТО, отрицание размещения объектов ПРО США в Центральной Европе и обострения отношений с США по многим региональным проблемам, включая Иран и ситуацию в Судане. В этом же контексте должны толковаться и рекомендации Кремля в адрес руководства Сербии воздерживаться от намерений вступления в НАТО. Кульминацией противоречий между Россией и Западом по статусу Косово стал российско-грузинский конфликт в августе 2008 г., следствием которого стало признание Россией независимости Южной Осетии и Абхазии.Однако позиция России лишь косвенно влияла на действия аппарата Генерального секретаря ООН Пан Ги Муна, который передал разработку и реализацию рекомендаций относительно политики в Косово ведомству своего Специального представителя - руководителя Миссии ООН. Однако российская позиция все же в определенной мере учитывалась и после провозглашения независимости Косово.Следствием провозглашения независимости Косово стало некоторое сокращение и уточнение функций Миссии ООН, которая сотрудничает с другими структурами, которые постепенно берут на себя контрольные и управленческие функции. В ноябре 2008 г., СБ ООН одобрил предложенный Пан Ги Муном компромиссный план из шести пунктов, который предусматривает размещение в Косово миссии ЕС (EULEX). По этому плану, миссия ЕС постепенно возьмет на себя функции протектората, включая контроль над основными секторами внутренней администрации. Албанские власти настаивали на том, чтобы EULEX действовал на основании «Плана Ахтисаари» и Конституции Косово, то есть на принципах признания независимости и суверенитета. Однако Сербия и Россия, которые поддержали план Пан Ги Муна, добились, чтобы мандат этой миссии не был связан с определением статуса Косово как независимого государства. Таким образом, миссия ЕС формально действует на основании резолюции 1244. Таким образом, EULEX контролирует албанские органы, сокращена миссия ООН сохраняет ответственность за сербские анклавы, которые поддерживают определенные связи и получают помощь со стороны сербского правительства. После неудачных попыток передачи сербских анклавов под контроль албанских властей, штат судов, полиции, культурных заведений и образования в компактных сербских районах будет набираться из числа местного населения.Кроме полицейских подразделений ООН, в крае также сохраняется прямое международное военное присутствие (КФОР). Несмотря провозглашенные намерения относительно ее сокращения, эта военная миссия под контролем НАТО выполняет общую стабилизирующую роль и действует в контакте с Международным гражданским представителем «в рамках поддержки косовских институтов». Несмотря на отсутствие поддержки планов разделения Косово на основе передачи Сербии ряда этнических анклавов, Белград продолжает поддерживать с ними прямые связи.Такая шаткая ситуация вызывает сомнения в прочности достигнутых компромиссов и вызывает возражения со стороны властных структур косовских албанцев, которые считают любые уступки и компромиссы фактором, подрывающим суверенитет Косово и сохраняют потенциальную возможность выдвижения требований о передаче Сербии территории сербских анклавов.Таким образом, Косовский кризис создал важный прецедент в современной практике международных отношений. Впервые военная сила был применена против суверенного государства не в ответ на акт внешней агрессии, а с целью реагирования на внутренний конфликт и насильственные действия, которые это государство (бывшая СРЮ) оказывала отношении населения одной из провинций в ее пределах. «Чрезмерная» реакция НАТО на этнополитический конфликт в Косово отражала конфликт политических идеологий, и одновременно была попыткой испытания новой военно-политической стратегии. Пытаясь насильственно прекратить военные столкновения и этническое насилие в регионе страны НАТО руководствовались, с одной стороны, принципами политического реализма, а с другой, - стремлениями внедрения принципов демократии в полиэтническом обществе. С этой целью осуществлялся последовательное давление на ксенофобски настроенных политиков и общественных деятелей как в самой провинции Косово, так и на территории всей бывшей Югославии. В ходе «гуманитарной интервенции» осуществлялись попытки контрманипулирования массовым общественным сознанием, отравленной ксенофобскими мифами, с помощью специальных методов воздействия на средства массовой информации.ГЛАВА 3. ПОСЛЕДСТВИЯ И УРОКИ ЭТНИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ НА ТЕРРИТОРИИ БЫВШЕЙ ЮГОСЛАВИИИдейно-политическое значение Косовского кризиса заключается прежде всего в том, что в ходе внешнего реагирования на него было впервые продемонстрировано решительное неприятие идеологии и практики насильственной ксенофобии со стороны мирового сообщества. Этот фактор имеет самостоятельное значение, несмотря на существующие резкие различия в реакции на интервенцию НАТО и массированное применение оружия во время бомбардировок Сербии. Было продемонстрировано, что национальное правительство в пределах границ своей страны не имеет права использовать ксенофобские призывы создания образа «внутреннего врага» в лице одного из этнонациональных меньшинств, и что применение идеологии агрессивного национализма перестает быть сугубо внутренним делом данного государства.После конфликта в Косово массовый выход беженцев из региона конфликта расценивается как один из признанных поводов для международного вмешательства. Видео-документальные свидетельства о массовых репрессиях стали главным доказательством для мировой общественности,которые существенно повлияли на восприятие событий, связанных с конфликтом.Одновременно международный контекст Косовского кризиса заключается в его влиянии на развитие противоречий между США и Россией, а также значительном влиянии на процесс формирования общей внешней политики и политики безопасности в рамках ЕС.С одной стороны, неспособность России остановить военные действия НАТО против СРЮ убедительно продемонстрировала ее слабость и зависимость от Запада. Демарши со стороны российского руководства (отмена визита в США российского премьера Е.Примаков) имели преимущественно демонстративный характер. Несмотря на протесты России в ООН, специальный представитель президента РФ В.Черномырдин занимал осторожную и умеренную позицию в ходе разработки схем пост конфликтного урегулирования в Косово. Однако, несмотря на сознательное уклонение российского руководства от обострения отношений, многие эксперты и официальные лица в США расценили российское политическое поведение во время кризиса как окончательное свидетельство провала российских реформ периода «транзита».Впоследствии, на фоне экономического усиления России, конфликт вокруг Косово использовался российским руководством как фактор отрицания сил??вого доминирования США и НАТО и опосредованного непризнания гегемонической однополярности. Российская дипломатия все более активно настаивала на недопустимости применения силы без прямой санкции СБ ООН. В контексте формирования новой архитектуры международной безопасности кризис в Косово подвел черту под первым десятилетием после «холодной войны» и выразительно продемонстрировал пределы достижения компромиссов между Западом и Россией. Воплощением этого компромисса стала резолюция СБ ООН 1244, которая создала возможность размещения в Косово как СДК, так и Миссии ООН. Среди компромиссных формулировок указанной резолюции стоит отметить, в частности, положения, касающиеся будущего статуса Косово. Резолюция 1244, в подготовке которой активное участие принимала Россия, не только подготовила почву для обеспечения международного присутствия в Косово, но и закрепила нормативы построения в крае демократического полиэтнического общества. Однако до сих пор подобная перспектива малореалистична из-за продолжения практики последующих «этнических чисток» и весьма условного и выборочного толкования «верховенства права».На основе реальных фактов и тенденций проанализированы роль и степень успешности деятельности Миссии ООН и комплекс причин внутреннего и внешнего характера, которые препятствовали выполнению ее обязанностей в различных аспектах миротворчества.Наше исследование показало идеологическую значимость Косовского феномена для формирования новой международной среды безопасности, поскольку Косово создало потенциально разные варианты развития ситуации как на локальном, региональном, так и на глобальном уровнях. По нашему мнению, от того, какие из возможных вариантов решения кризиса будут воплощены на практике, во многом будет зависеть направление дальнейшей методики реагирования на локальные кризисы и региональные конфликты.На определенном этапе оптимизм мировой общественности и надежда на успешное урегулирование Косовского кризиса сопровождались предположениями по поводу того, что потребности в миротворчестве не только морально сплотят мировое сообщество, но и придадут мощный импульс формированию прототипа «мирового правительства», что станет «прорывом» к политическому объединению человечества. В этом смысле высказывались предположения, что таким прототипом может стать Организация Объединенных Наций, которая до этого чаще служила ареной конфронтации, чем форума гармоничного сотрудничества. В случае с Косово Совет Безопасности ООН, который нередко блокировал пути решения международных и локальных конфликтов из-за несогласия между постоянными членами, на определенном этапе продемонстрировала сходство подходов, поскольку право вето не применялось ни одним из государств - постоянных членов несколько лет подряд.В процессе дебатов по урегулированию в Косово было существенно расширено и переосмыслено понятие миротворчества. Кроме пассивного поддержания мира («peacekeeping») была наглядно продемонстрирована необходимость в активном вовлечении в мира («реасе enforcement»). Появилось
относительно новое понятие «гуманитарной интервенции», смысл которого заключается в оказании отпора властным структурам, которые практикуют насилие против граждан. Как следствие впервые VII глава Устава ООН, посвящення коллективным силовым акциям против агрессора, была применена в связи с внутренним этнополитическим конфликтом. Это вновь привлекло внимание к проектам создания постоянных международных вооруженных сил и полиции, реанимации положения о создании Военно-штабного комитета ООН, предоставление Генеральному секретарю ООН функций «всемирного главнокомандующего» и т. п.Проанализировав политико-идеологические факторы, из-за которых «новый интервенционизм» оказался перед двойной дилеммой, столкнувшись с освященным международным правом принципу территориальной целостности государств и правом наций на самоопределение, которое является его своеобразной альтернативой, можно констатировать, что в мире, где проживают около 2 тысяч этносов, буквальная реализация «права на отделение» не может не привести к общему хаосу.Согласно доктрине международного вмешательства во имя защиты прав человека (гуманитарной интервенции) следует отметить, что она однозначно предусматривала ограничение суверенитета государств. Это объясняется как следствие общей демократизации международных отношений и признание того, что права человека в любой стране являются предметом озабоченности всего мирового сообщества. Следовательно, нарушение этих прав неизбежно должно вызывать реакцию со стороны международных организаций, объединений государств и отдельных правительств.При применении такой практики в балканских странах подобные обвинения оправданы еще и тем, что вмешательство во внутренние дела государств этого региона во имя защиты прав «единоверцев» - старая практика, к которой ведущие европейские государства прибегали еще в XVIII - начале ХХ в. Как правило, такое вмешательство осуществлялось «в индивидуальном порядке» и сопровождалось конкуренцией, но иногда «интервенты» действовали согласовано (как, например, участники «Священного союза»).Следовательно, существенную проблему представляют идеологические разногласия между государствами по поводу характера «гуманитарной интервенции», ее форм, субъекта и объекта применения. Поскольку по этому поводу готовых рецептов международная практика не предоставляет, закономерно возникают дискуссионные моменты и сомнения по поводу определения международного органа, который имеет право на принятие законных решений в таких случаях, формирование сил, на которые возлагаются задачи по выполнению этих решений, определение форм и границ применения миротворческими контингентами фактора силы в гуманитарных целях, а также обеспечение равного равенства и ответственности всех стран с точки зрения соблюдения ими международного права.На практике выполнение этих условий до сих пор не удается обеспечить учитывая различные силовые потенциалы, интересы и принципиальные подходы, которым следуют различные участники международного взаимодействия. В этом смысле показательно, что противоречия между ведущими мировыми державами обострились после провозглашения в феврале 2008 г. государственной самостоятельности Республики Косово, повлекшее сложные политико-правовые последствия. Эти аспекты проявились в политике РФ по этнополитическим конфликтам на постсоветском политическом пространстве. Российская дипломатия активно использовала «прецедент Косово» для признания государственной самостоятельности Абхазии и Южной Осетии, хотя их независимость не была признана даже ближайшими союзниками РФ по ЕврАзЭС и ОДКБ.Подводя итоги проведенной работы можно отметить:1. Конфликты на территории бывшей Югославии имеют мощный этнический и идеологический подтекст, который ощутимо повлиял на политику государств субрегиона Западных Балкан, развитие их политических систем и экономических процессах. По нашему мнению, ни одна из существующих теорий этнополитического конфликта и построенные на их основе подходы к их урегулированию не дают убедительного универсального ответа, почему происходят этнические конфликты. Существующие теории полезны для объяснения отдельных причин, однако не могут быть применены к разработке и моделированию снижения интенсивности конфликтов в целом. Большинство существующих теорий конкурируют между собой и содержат положения, которые взаимно исключают друг друга. В смысле теоретического подхода наша концепция построена со значительным учетом положений теории этнических конфликтов проф. Д. Горовица из университета Дюк (Канада) и развивает его положения.Базовый концептуальный подход дипломной работы основывается на толковании непосредственных сторон конфликтов как политических представителей конкурирующих национализмов. Анализ фактического материала позволяет утверждать, что как элемент политической действительности в смысле своей практической реализации национализм стремится приобрести государственные формыдля отдельной группы - «нации». Для достижения этого предлагается сочетание гражданства с этничностью и территорией. Целью национализма является создание характерной этнополитической группы, которой предлагается самореализация через создание собственного государства. Территория считается источником выживания, и поэтому воспроизводится в мифах нации с целью ее «гомогенизации». Для этого могут использоваться любые средства, включая применение насилия. Например в Косовском конфликте насилие применялось как средство создания противоположных и несовместимых этнических групп из населения, довольно разнородного по происхождению, которое в мирных условиях не имело сильного влечения к широкой «мнимой» национальной общности. Когда создание однородной группы завершено, такая г??уппа начинает стремиться к созданию собственного государства.В этнических конфликтах медиа играют негативную роль и способствуют обострению конфликта. В обществе, расколотом конфликтом, медиа являются менее объективными и таким образом являются негативным фактором, ускоряя развитие этнического конфликта. Когда правительство или мощные заинтересованные силы берут медиа под полный контроль, новости становятся своеобразной формой пропаганды и ухудшают социальные предубеждения через пристрастные и манипулятивные репортажи.2. Значительную роль в формировании конфликтного потенциала в Косово сыграло использование обращения к историческим корням конфликта. Сербы и албанцы воевали за эту территорию несколько раз со времен Оттоманской империи. Однако на текущий конфликт в Косово больше повлияли не схватки в далеком прошлом, а манипуляции историей. Сербский национализм, который возник в XIX веке, активно использовал миф о Косовской битве для политико-идеологической мобилизации сербского населения. Сербская Православная церковь сыграла значительную роль в сохранении «новой» сербской идентичности. Косовские албанцы также считали Косово колыбелью албанской нации. Столкновение двух враждебных друг к другу идеологий - великосербской и великоалбанской - в Косовском вооруженном конфликте имело своим следствием мощную медиа-кампанию, которая разнонаправленно отказывала той или иной нации в праве на самостоятельное государственное существование. Стороны особо злоупотребляли понятием «исторического права», подчеркивая на его основе связь между нацией и территорией. Создание Югославии не решило проблему конкурирующих национализмов. В оправдание действий сербской стороны, относительно этнических чисток с элементами этноцида включительно, режим Милошевича предложил радикальную идеологию, которая совмещала в себе элементы национализма и социализма и стала причиной крушения союзного государства Югославия. В измерениях этой идеологии конфликт вокруг Косово драматизировался и рассматривался как ключевая проблема для выживания Сербии как государства. Зато Косоварский национализм рассматривал создание собственного государства как ключевой вопрос для выживания косовской нации. Политические лидеры обеих сторон пыталась влиять на общественное мнение, аргументируя принадлежность Косово к своей нации и утверждая о необходимости владения конфликтной территорией для обеспечения выживания нации или сохранения ее «историчности».3. Выяснен комплекс внутренних и внешних причин, которые привели к возникновению и эскалации конфликта в Косово. Решающее значение в развитии Косовского конфликта играли четыре главных фактора: демографический (рост количества албанского населения и выселением сербов с их «исторических территорий», что повлекло восстановление сербского национализма) экономические проблемы Косово как наименее развитой части Югославии; отказ сербов продолжать финансирование развития албанской культуры и языка; конфликт разных версий исторического прошлого. Центробежные силы, которые привели к распаду Югославии, активно использовались внешними спонсорами, прежде всего со стороны США и стран Западной Европы. Влияние внешних факторов привел к политическому и экономическому ослаблению Югославии, однако ее распад вызвали внутренние факторы. С началом распада Югославии по этнотерриториальным признакам конфликт в Косово стал неизбежным, однако при благоприятных обстоятельствах степень насилия могла бы быть значительно меньше.4. Сравнение Косовского конфликта другими конфликтами в бывшей Югославии позволяет сделать вывод о влиянии отдельных факторов и компонентов на степень интенсивности конфликта, включая языковые, религиозные и экономические разногласия. В отличие от Боснии и Герцеговины, в Косово разделение сербов и албанцев было не только религиозным, но и языковым, что способствовало большей интенсивности вражды. Другое отличие между косовским и другими конфликтами в бывшей Югославии касается сферы экономики: в то время, как Хорватия и Словения пытались отделиться от Сербии из-за того, что их экономическое развитие было выше (Хорватия), или значительно выше (Словения), в Косово уровень экономического развития был значительно ниже. Однако Косовские албанцы почувствовали, что оставаться в федерации, которая распадается, из-за экономических соображений также уже некрасиво в контексте надежд на экон
омическую помощь со стороны Запада.5. Позиции руководства Сербии и лидеров косовских албанцев определялись разными целями и разными подходами еще на латентных стадиях конфликта. Косовские албанцы, наблюдая за войнами в Хорватии и Боснии, видели конфликт как возможность для отделения, поскольку сербы были существенно ослаблены этими войнами. Сербы, наоборот, стремились избежать повторения ошибок прошлых конфликтов и сохранить то, что они считали своей территорией. Внутренние позиции сторон тоже были разными: в то время, как косовские албанцы были разделены на два лагеря, хотя оба стремились достичь независимости для Косово, однако разными путями (мирным и с помощью партизанской войны), политическое руководство Сербии объединилось вокруг политики С. Милошевича.Важный аспект конфликта заключался в использовании религии как средства усиления идентичности. Сербское руководство использовало религию как одну из выдающихся характеристик своей идеологии и изображало албанцев как мусульман, приводя исторические параллели. Вследствие мультиконфесийности албанского населения, радикальная идеология албанцев Косово была по своей природе более светской. Хотя албанские националисты считали разнообразие религиозной ориентации албанцев препятствием национальному единству, косовские албанцы незначительно использовали религию как мобилизационный фактор борьбы с сербами, используя уничтожение сербских памятников преимущественно как демонстрацию овладение жизненным пространством. Поскольку ни одна из религий не могла служить адекватным импульсом для этнической мобилизации, главная роль отводилась языке, которая стала стержнем и основным лозунгом национальной идеологии.В своей внешней пропаганде лидеры косовских албанцев презентовали себя наружу как умеренное рациональное движение, постоянно подчеркивали ненасильственный характер их борьбы и уважение к методам народной дипломатии. Зато С.Милошевич использовал конфликт в Косово для демонстрации себя как сильного лидера, подавление сербской оппозиции и пытался использовать Косово для отвлечения внимания общественности внутри страны от проигранных войн в Боснии и Хорватии и экономических проблем самой Сербии. Несмотря на то, что в Косово столкнулись две крайние националистические идеологии, сербский национализм выглядел в глазах мирового общественного мнения как более религиозный и иррациональный, а Косоварская - как секулярный и рационалистический. В этой ситуации происходила «игра с нулевой суммой», при которой оба национализма и их носители не имели шансов на сосуществование. Внешнее вмешательство обеспечило фактическую победу национализма косовских албанцев.6. Основная мотивация применения со стороны США и НАТО силы против СРЮ заключалась в отсутствии других средств воздействия на руководство Сербии, которые могли заставить Белград вывести войска и согласиться на размещение в Косово многонациональных иностранных войск. При принятии решения НАТО о применении силы в 1999 г. были учтены геополитические соображения, связанные с возможностью распространения конфликта на территории соседних государств (Македония, Албания). Кроме стремления усилить влияние мероприятия на Балканах и устранить основную политическую преграду на этом пути, США и страны НАТО пытались испытать новые политические подходы, основанные на новой «глобальной» политической культуре, которая предусматривала использование силовых методов продвижения демократии, соблюдения прав человека и толковала любой какие «внутренние дела» в связи с их влиянием на международные процессы. В этих условиях использование медийных политических технологий стало орудием информационных войн, которые иногда весят б
ольше, чем прямое применение войск. В смысле представительства и обоснования своей позиции в мировых СМИ, сербская сторона информационную войну полностью проиграла. В политико-информационном плане конфликт в Косово рассматривался как конфликт между принципами соблюдения прав человека и демократического управления, - с одной стороны, и принципами этнической превосходства и тоталитаризма, - с другой.7. Вследствие Косовского прецедента было легализовано международное вмешательство «в обход государственного суверенитета», которое стало рассматриваться как нормативная форма реагирования на нарушения гуманитарных норм и пренебрежение правами человека в ходе внутреннего конфликта. Одновременно это вмешательство имеет преимущественно избирательный характер, поскольку не может избегать практики применения «двойных стандартов», что связано с присутствием в поведении государств определенных специфических интересов. Анализ информационных материалов, иллюстрирующих эскалацию конфликта свидетельствует, что лидеры косовских албанцев не смогли бы начать полномасштабные партизанские операции без существенной западной помощи. Соответственно, несмотря на гуманитарные соображения, которые мотивировали вмешательство со стороны США и государств Западной Европы, они не придерживались в ходе конфликта беспристрастной позиции и использовали имеющиеся средства для помощи косовским албанцам. Главная политическая цель в ходе операции против СРЮ заключалась в отстранении от власти Милошевича, на которого возлагалась ответственность за войны в Боснии и Хорватии.8. В ходе эскалации и попыток урегулирования конфликта в Косово позиция России эволюционировала от совместного с США, государствами НАТО и ЕС поиска форм прекращения конфликта и поиска компромисса к отрицанию окончательного определения статуса Косово. Российская дипломатия использовала проблему Косово как повод для отрицания однополярного доминирования США и НАТО в международных отношениях и демонстрации роли России как независимого центра силы. Однако тактика непризнания независимости Косово со стороны России скорее имела чисто служебную роль с целью дальнейшего оправдания признании независимости Южной Осетии и Абхазии. В этом контексте поддержку резолюции СБ ООН № 1244 со стороны России можно считать результатом силовых и политических предпочтений со стороны Запада и относительной слабости позиций России в конце 1990-х гг С дальнейшим усилением позиций России возражения относительно отдельных аспектов урегулирования в Косово становились все более настойчивыми . Хотя российская дипломатия может влиять на структуру международного присутствия в Косово, сначала Россия активно отстаивала незаконности отделения Косово от Сербии с использованием трибуны Совета Безопасности ООН, ОБСЕ и Совета Европы, а впоследствии оправдывала одностороннее признание независимости Южной Осетии и Абхазии ссылками на прецедент действий со стороны государств , признавших независимость Косово. Исходя из того, что независимость Косово не была одобрена Советом Безопасности ООН, как государственное образование Косово в обозримой перспективе имеет сомнительные возможности стать членом ООН.9. Конфликты в бывшей Югослави имеют ряд долгосрочных последствий, которые могут существенно влиять на систему международных отношений. В зависимости от обстоятельств, прецедент провозглашения независимости Косово может быть использован в других конфликтах. Косовский кризис высветил ряд сложных и спорных проблем, с которыми международное сообщество и ООН могут сталкиваться в будущем, включая определение оснований и форм для международного вмешательства, роль ООН и ее институтов, приемлемость и целесообразность многосторонних форм международного реагирования на внутренние кризисы и региональные конфликты.ЗАКЛЮЧЕНИЕВ конце 1980-х - начале 1990-х гг. в Югославии наблюдались различные по сути явления. Во-первых, в эти годы произошел кризис многонационального государства. Во-вторых, распад этнотерриториальной федерации. В-третьих, как результат, вспыхнула война между государствами-наследниками, в которой в форме вооруженного противостояния выразилось стремление к национальному самоопределению. Ситуацию усугубил развал югославского Союза Коммунистов в январе 1990 г., а также поражение коммунистов на выборах в Словении и Хорватии. Бывшие коммунисты сохранили власть только в Сербии и Черногории.Распад СФРЮ в 1991 г. привел к образованию на ее территории нескольких независимых государств: “остаток Югославии” (Сербия, Черногория) — СРЮ, Хорватия, Словения, Македония, а также Босния и Герцеговина. В июне 1991 г. Хорватия и Словения приняли декларацию о независимости и суверенитете. В сентябре 1991 г. был проведен референдум о независимости в Македонии. В марте 1992 г. Сербия и Черногория провозгласили создание Союзной Республики Югославия (СРЮ). В 1992 г. была признана независимость Боснии и Герцеговины.После того как рухнул коммунистический режим и государства бывшей Югославии освободились от рамок империи, национальное самосознание изменилось. Этнические конфликты зарождались в рамках империи, когда этнические вопросы решались центральной администрацией в общих интересах, или даже раньше — в межэтнических противостояниях XIX - начала ХХ в. Разрешать перешедшие из латентного состояния в открытое этнические конфликты пришлось новым государствам самостоятельно, смиряясь с вмешательством со стороны мирового сообщества.Парадоксальность ситуации заключается в том, что угроза национальному существованию каждого народа бывшей Югославии исходила как из сохранения прежней Югославии, так и из распада союзного государства, сопровождавшегося десятками тысяч жертв и миграцией миллиона беженцев.Вспыхнувший после распада Югославии этнический вооруженный конфликт содержал в себе две стадии. На первой стадии произошел конфликт всех неполноправных народов с государствообразующей национальностью — сербами. На второй стадии этот конфликт трансформировался в новых государствах в конфликт сербов (теперь меньшинства) с новыми государствообразующими национальностями, ставшими большинством.Вооруженный конфликт начала 90-х гг. в бывшей Югославии представляет собой прежде всего этнический конфликт. Его субъекты — этнические общности — сербы, хорваты, словенцы, македонцы, мусульмане, албанцы, венгры и малочисленные этнические группы, проживавшие на территории бывшей Югославии.События, происходившие на территории бывшей Югославии в 90-е гг. ХХ века, являются результатом как внутреннего, так и общеевропейского развития, а также одним из факторов, определяющих будущее континента. Это проблема европейской политики и дипломатии, итог двух мировых и двух Балканских войн, следствие многочисленных изменений политической карты региона Юго-Восточной Европы, которые производились великими державами в XIX-XX вв. В основе своей кризис СФРЮ, ее распад, последовавшие за этим войны являются результатом процесса национального самоопределения народов.Трагичность ситуации, сложившейся на Балканах, состояла в том, что здесь утвердилась модель не полиэтнического государства — нации, как в западной Европе, а моноэтничного государства национальностей. Балканский национализм сформировался и наложил отпечаток на сознание балканских народов значительно позже, чем европейский. К чертам балканского национализма можно отнести: обращение к прошлому, к исторической романтике, иррациональность, а также эмоциональную окраску. Более того, национальное утверждение народов этого региона шло в условиях противостояния наднациональному государству Этот процесс вел к дезинтеграции наднационального государства на компоненты. Эти народы только с падением тоталитарной системы получили толчок к самостоятельному развитию. Для них было важно найти свою этническую идентичность, добиться национальной самостоятельности.Для Балкан в целом характерна устойчивая тенденция к локальному обособлению, к поиску региональной и этнокультурной идентичности. Причины этнических конфликтов предопределяются социально-политической реальностью Балканского региона: “здесь на небольшом геополитическом пространстве границы государств и наций не совпадают и не могут совпасть... каждое государство имеет свои национальные меньшинства, своих соотечественников на территории соседних стран” (Лалков М. Балканският национализъм — проклятие или надежда // Зора. С., 1993. Бр. 34, С. 12).Из событий 90-х гг. на Балканах можно заключить, что, во-первых, частые и интенсивные этнические конфликты в Балканском регионе несут в себе угрозу безопасности юго-восточной периферии европейского континента. Дело в том, что этнические конфликты могут стать неуправляемыми и пересечь границы региона — или же стать моделью поведения для деструктивных сил в других европейских странах. А во-вторых, данные события показывают, что тяга к обособленности, поиску национальной идентичности по-прежнему существует в мире, усиливаясь в противовес тенденциям международной и европейской интеграции.


Заключение
Нами был проведен теоретический анализ курсовой работы по теме «Особенности концепций ментальной репрезентации в когнитивной психологии». Он показал, что:
Ментальная репрезентация как объект научного исследования означает внутренний (психический, ментальный) образ или формат кодирования.
Согласно мнению российских исследователей, вопрос о ментальных репрезентациях разработан в трудах первого поколения когнитологов. Таким образом, начиная с 70-х годов XX века в психологии начинает разрабатываться когнитивный подход, вносящий ограничения в содержание отражаемой информации. В рамках когнитивного направления, М. Айзенк, разрабатывая понятие «ментальной репрезентации», отмечает, что репрезентация сводится к знаку или набору символов, которые «репрезентируют» нам что-то. Когнитивисты впервые экплицитно указали на то, что знания, хранящиеся в памяти, влияют и на сам процесс когнитивной переработки.
Зависимость содержания репрезентаций от условий и целей деятельности выражена в противопоставлении знания и репрезентации Ж.-Фр. Ришаром: «Репрезентации имеют переходный характер: когда задача выполнена, они заменяются другими репрезентациями, связанными уже с другими задачами. Знания — это тоже конструкции, но обладающие постоянством и существенно не зависящие от выполняемой задачи».
 Другое представление о понятии предлагает Ж. Фр. Ле Ни. Он анализирует два понимания термина ментальные репрезентации и предлагает различать понятие репрезентации «первой степени» (т.е. того, что явилось результатом отражения) и понятия репрезентации «второй степени», т.е. «репрезентационной матрицы». При такой трактовке с помощью понятия описывается не содержание психического отражения, а, прежде всего, формат, в котором происходит такое отображение. Я. А. Пономарёв при построении предмета психологии также предлагает различать отображение и отражение.
  Если следовать «формальному» пониманию термина ментальных репрезентаций, то все теории можно подразделить на два класса: те, в которых предполагается один формат ментальных репрезентаций, и те, в которых таких форматов несколько (два). Сторонники единого формата полагают, что разная информация кодируется с помощью единых ментальных единиц. Сторонники множественного формата исходят из того, что имеется принципиально несколько различных форматов, объясняющих вариативность функционирования когнитивной системы.
В зависимости от исходного набора признаков и прилагаемых к ним операций все унитарные теории ментальных репрезентаций можно условно разделить на три класса: признаковые, модели сети и коннекционистские.
В признаковых моделях структурными единицами ментальных репрезентаций являются признаки.
В сетевых моделях ментальные репрезентации описывается посредством сетей. Сеть состоит из узлов и связей между ними. В коннекционистских моделях объекта (события) описывается как распределение активации по сети, однако, в отличие от сетевых моделей, в основу функционирования сети положен принцип параллельности. Допускается, что элементы связаны между собой нелинейно и влияют друг на друга. Каждый элемент имеет некое состояние активации, которое непрерывно или дискретно изменяется. Считается, что система стремится к равновесному распределению активации и что инстанция, следящая за распределением активации, находится в сети.
 Сторонники множественных форматов репрезентации исходят из того, что имеется принципиально несколько различных форматов ментальной репрезентации. Разные форматы обладают разными свойствами (специфичный формат входа, хранения и выхода), и, следовательно, недопустимо описывать одну форму репрезентаций (напр., образную) в терминах, присущих др. форме репрезентации (напр., вербальной).
Наряду с различными форматами ментальных репрезентаций психологические теории можно разделить на одноуровневые и многоуровневые. Примером модели, которая обслуживается единым форматом, но имеет многоуровневую архитектонику, является теория Дж. Фодора. Здесь аксиоматически вводится единый пропозициональный формат репрезентации, порождающий две формы познания — так называемые управляемые и модулярные процессы. В некоторых моделях коннекционизма также постулируется единый формат репрезентации, но предполагаются разные уровни переработки и репрезентации информации.
Примером модели, имеющей как разные форматы, так и несколько уровней, может служить модель C. М. Кoсслина, в которой постулируются два формата ментальных репрезентаций: образные файлы и пропозициональные файлы. Оба вида файлов могут взаимодействовать друг с другом и порождать визуальные образы, oбладающие как пространственными, так и пропозициональными характеристиками.
Помимо форматов и уровней ментальных репрезентаций принято различать несколько форм: oбразные, концептуальные, репрезентации, связанные с действием, и сoциальные репрезентации. Эти формы репрезентаций различаются единицами ментальных репрезентаций. Структура функциональных репрезентаций организована двумя компонентами: целью действия и способом его реализации. Функциональные репрезентации тесно взаимодействуют с образными. Е.Ю. Aртемьева разработала модель «семантических универсалий», которые, наряду с концептуальными и образными кoмпонентами, включают функциональные структуры. Oсобый вариант соотношения пoстоянных и текущих репрезентаций развивается в школе П.К. Анохина и в модели построения движений Н.А. Бернштейна.
Дж. Андерсон полагал, что знания хранятся в памяти в форме пропозиций.
Пропозициональные репрезентации напоминают языковые репрезентации, которые отражают содержание независимо от модальности получения информации. Эти репрезентации являются дискретными, эксплицитными, абстрактными и строятся в соответствии с определенными правилами.
К одноуровневым моделям следует причислять модель двойного кодирования А. Пайвио, которой формат кодирования определяется особенностями сенсорного входа.
В класс таксономических моделей входит множество теорий, отличающихся, прежде всего пониманием того, что есть признак и каковы правила организации признаков в таксономии.
Д. Дени в своих собственных экспериментах доказал возможность построения аналоговой и пропозиционной репрезентации на основе образной и вербальной информации.
  

Список литературы
Андерсон Д. Кoгнитивная психология / Д. Андерсoн. - 5-е изд. - СПб: Питер, 2002. - 496 с.
Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики / Е. Ю. Артемьева. - М.: Наука, 1999 . - 350 с.
Бейтс Э. Интенции, конвенции и символы // Психолингвистика: Сб. ст. / Э. Бейтс. - М.: Прогресс, 1984.
Зинченко Т. П. Когнитивная и прикладная психология / Т. П. Зинченко. - М.: МОДЭК, 2000 г. - 608 с.
Величкoвский Б. М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2 т. Т. 1 / Б. М. Величкoвский. - М.: Академия, 2006. - 448 с.
Дружинина В. Н. Когнитивная психология: учеб. для вузов / Под ред. В. Н. Дружинина, Д. В. Ушакова. — М.: ПЕР СЭ, 2002. - 480 с.
Кравченко А. В. Является ли язык репрезентациoннoй системой? // Studia Linguistica Cognitiva / А.В. Кравченко // Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. - М.: Гнозис, 2006. - Вып. 1. - С. 135–156.
Кубрякова Е. С. Краткий слoварь когнитивных терминoв / Е.С. Кубрякoва, В.З. Демьянкoв, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина. - М.: Филoл. ф-т МГУ им. М. В. Ломоносова,1997 . - 245 с.
Кубрякoва Е. С. К прoблеме ментальных репрезентаций / Е. С. Кубрякoв, В. З. Демьянков // Вопросы когнитивной лингвистики. - 2007. - № 4. - С.8–16.
Ришар Ж. Ф. Ментальная активнoсть: Пoнимание, рассуждение, нахождение решений / Сокр. пер. с франц. Т. А. Ребеко. - М.: Институт психологии РАН, 1998. - 232 с.
Сoвременная психология: методология, парадигмы, теoрия: тезисы дoкладoв: материалы междунар. научн. - практ. конф., 4-9 нoября 2009 г., Нoвoсибирск (Ананьевские чтения) . - Новосибирск, 2002. - Вып. 2
Методологический анализ теорий, исследований и практики в различных областях психологии / Под редакцией Л. А. Цветковой, В. М. Аллахвердова. – СПб.: Издательствo С.-Петербургскогo университета, 2009. - 622 с
Сoлсo Р. Кoгнитивная психология / Р. Солсо.- 6-е изд. - СПб: Питер, 2002. - 592 с.
Цымбалюк А.Э. Анализ пoдхoдoв к изучению проблемы ментальной репрезентации // Формирование успешного человека: стратегия и тактика: материалы чтений К.Д. Ушинского. - Ч. 2. - Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2007.
Фoдoр Дж., Пылишин 3. Коннекциoнизм и кoгнитивная структура: критический обзор / В.В. Петров // Язык и интеллект. - М.: Прогресс, 1995. – 416 с.
Касавин И. Т. Энциклопедия эпистемoлoгии и филoсофии науки / И. Т. Касавин. - М.: «Канoн+», POOИ «Реабилитация»,2009. - 1248 с.
Коул М. Культурнo-истoрическая психолoгия / М. Коул. - М.: Когито-центр, 1997. - 226 с.
Eysenk M. W.  Cognitive Psychology: A student\'s handbook / M. W. Eysenk M. W., M. T. Kean. - 1997. – 204 c.
Ikegami T.  The role of affect in person memory The influence of positive and negative affect upon recognition memory // Japanese Psychol Res. - 1986. - № 3.- P. 154-159

Комментарии:

Вы не можете оставлять комментарии. Пожалуйста, зарегистрируйтесь.