Статья: ПАЛЕОПСИXОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ АНТРОПОГЕНЕЗА (нейропсихологический аспект)
Реконструкция психического мира древнего человека - проблема, давно привлекавшая внимание философов, историков, психологов и естествоиспытателей. Однако лишь в ХХ веке, с накоплением достаточного количества антропологических, археологических и этнографических материалов, данных психофизиологических исследований, сложились методические процедуры и стала возможной более или менее адекватная реконструкция особенностей первобытного мышления.
Дата добавления на сайт: 14 октября 2024 | Автор: И. Р. Васильевский
Скачать работу 'ПАЛЕОПСИXОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ АНТРОПОГЕНЕЗА (нейропсихологический аспект)':
МЕТОДЫ РЕКОНСТРУКЦИИ В АРХЕОЛОГИИ.
Сборник статей, Издательство «Наука», Сибирское отделение, Новосибирск, 1991.
И. Р. Васильевский
ПАЛЕОПСИXОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ АНТРОПОГЕНЕЗА
(нейропсихологический аспект)
«Человеческий мозг – самое сложное устройство
в пределах известной нам Вселенной.»
А.Кларк
Реконструкция психического мира древнего человека - проблема, давно привлекавшая внимание философов, историков, психологов и естествоиспытателей. Однако лишь в ХХ веке, с накоплением достаточного количества антропологических, археологических и этнографических материалов, данных психофизиологических исследований, сложились методические процедуры и стала возможной более или менее адекватная реконструкция особенностей первобытного мышления .
В самом общем виде выделяются такие пути исследования закономерностей психики гоминид: историко-психологический, археологический и палеоневрологический.(1) Кратко охарактеризуем их.
Анализ исторических документов , литературы и этнологических материалов, дающих информацию об обществах, стоящих на разных уровнях развития , составляет историко-психологический метод реконструкции. При этом с уходом во все более удаленные от нас периоды человеческой истории встают вопросы целесообразности переноса данных наблюдений, например , над психологическим климатом в охотничьем коллективе австралийских аборигенов на охотников палеолита. Поэтому экстраполяция в историко-психологических исследованиях , при всей ее значимости, является достаточно уязвимой «в отношении объективности психологической реконструкции» древнейших эпох (2).
В настоящее время собрано значительное количество информации, характеризующей поведение животных, стоящих на разных уровнях эволюции. Зоопсихологические исследования не только охватывают поведенческие реакции отдельных особей и групповое поведение, но и прослеживают эволюцию животного мира в целом. Особый интерес представляют широко известные данные наблюдений и экспериментов с обезьянами. Однако , несмотря на большое число зоопсихологических фактов, остается открытым основной вопрос о сдвиге в психической организации, обусловившем переход к орудийной деятельности.
Третий источник психологической реконструкции - материальные_остатки деятельности гоминид, археологический материал. В основном такие реконструкции представлены исследованиями в области изучения ранних этапов развития искусства и религии. Археологический материал в аспекте особенностей мышления почти не изучался, следует отметить лишь работы американского археолога Т. Вина. Он, проводя сравнительный анализ материалов ашельской стоянки Исимила и инвентаря слоев I и II Олдувая, отметил появление, в ашельскую эпоху четырех оперативных свойств психики: «понимание отношения части к целому и, наоборот, целого к части, осознание пространственно-временных отношений и , наконец, понимание идентичности объектов или операций".
Следующий методологический подход к воссозданию психики древнего человека – палеоневрологический. Его рассмотрению, в аспекте проблем раннего палеолита , и посвящается данная работа. В целом, палеоневрологический, или палеонейропсихологический , путь реконструкции базируется, с одной стороны, на данных изучения эволюции морфологических структур мозга, а с другой - на данных об организации психики современного человека.
Изучение мозга ископаемых гоминид проводится в основном по рельефу внутренней полости черепа, и объектом исследований является его муляж или эндокранный отлив. Такая методика с определенной степенью точности дает представление об изменениях морфологических структур коры мозга древних гоминид. Знания о функциональной организации мозга современного человека являются результатом использования трех процедур: сравнительно-анатомических наблюдений, микроэлектродного метода раздражения отдельных участков мозга и клинических наблюдений над изменениями поведения человека с локальными поражениями мозга. Сложность экстраполяции данных, реконструкции связана с тремя основными моментами. Во-первых, это сама правомерность прямолинейного переноса данных о современном мозге на мозг гоминид. Во-вторых, вопрос о четкой связи психических функций с определенными участками мозга окончательно не решен. Более того, анализируя черепно-мозговые травмы, известный нейрохирург С.М.Блинков отмечает, что «полная гибель ткани может быть полностью компенсирована за счет деятельности мозговых механизмов, оставшихся сохранными». Третья, и основная, проблема состоит в относительно слабой изученности организации мышления вообще. Основатель советской нейропсихологии А. Р. Лурия отмечает: «Если изучение проблемы мозговой организации речи имеет столетнюю историю, то можно с полным основанием сказать, что изучение проблемы мозговой организации мышления не имеет истории вовсе". Современные процедуры нейропсихологии в целом локализуют морфологические структуры мозга, несущие интеллектуальный потенциал человека. Данные, полученные сравнительно-анатомическими исследованиями изменений мозга человека в процессе онтогенеза, наблюдения за больными с локальными повреждениями мозга позволяют сделать вывод о том, что операциональные компоненты интеллектуальной деятельности взаимосвязаны с теменно-затылочными отделами мозга, тогда как лобные отвечают за мотивационно - целевой, волевой компонент и выработку тактики и стратегии интеллектуального акта. Все это создает предпосылки для ретроспективного анализа становления интеллекта и увязывания психической реальности с физиологической.
Естественно, что использование эндокранов позволяет заметить лишь самые существенные изменения мозга в процессе антропогенеза. Отметим главные тенденции в развитии морфологических структур. У архантропов (2500-150 тыс. лет до н. э.) имеются две области интенсивного роста: нижние теменной и лобный отделы. Для палеоантропов (150-35 тыс. лет до н. э.) характерен рост в двух указанных областях и, помимо этого, в префронтальной области мозга (рис.1). У неоантропов (менее 35 тыс. лет до н. э.) центры наибольшего развития связаны с верхнелобными и верхнетеменными зонами. Рассмотрим более подробно топику развития в связи с ее палеопсихологическим толкованием.
Сравнительный анализ поверхностей эндокранов ископаемых гоминид и человекообразных обезьян (шимпанзе) позволяет считать первым отличительным моментом рост в нижнетеменной области (поле 40. рис.1), ее переднем отделе. Этот отдел коры отвечает за тактильное и кинестетическое восприятие рук. При поражении этого участка коры наблюдаются два основных явления: во-первых, при правильном зрительном восприятии и, в ряде случаев, верном назывании отдельных свойств поверхности больной не в состоянии с закрытыми глазами опознать предмет в целом:; во-вторых, нарушается способность узнавать пальцы рук с закрытыми глазами.
Таким образом, применительно к австралопитеку можно говорить о становлении психических механизмов , направленных на тактильное владение предметом деятельности и на совершение операций, требующих точного манипулирования не всей кистью , а отдельными пальцами. Эти данные представляют особый интерес, если принять за гипотезу то, что австралопитеки использовали окружающие их предметы как орудия, но еще не изготавливали последних. Лобные же отделы мозга австралопитека не отличаются по морфологии от подобных областей мозга обезьяны.
Рис.1 Цитоархитектоническая карта мозга человека (цифры указывают номера полей коры мозга).
Анализируя результаты исследования черепов архантропов в сравнении с черепом австралопитека, В.И. Кочеткова отмечает изменения в топографии базальных (орбитальных) отделов лобной коры (поле 47, см. рис. 2), которые у палеоаптропов достигли наиболее интенсивного роста (8). Клиника поражений этого участка мозга уже достаточно изучена. В этих случаях на первое место выступает растормаживание примитивных, элементарных влечений (пищевых, половых и т. д.). Кроме этого поведение в целом характеризуется импульсивностью отсутствием самоконтроля, что приводпт к нapyшениям в построении действий (9). Помимо этого, данные отделы мозга связаны с концентрацией внимания. Известно, что локальное поражение коры здесь приводит к нарушению произвольной формы внимания с одновременным усилением непроизвольного внимания. Эта категория больных «характеризуется "полевым поведением" , т. е. они чрезвычайно реактивны на все стимулы, как будто бы замечают все, что происходит вокруг". Следовательно, можно отметить, что развитие базальных отделов лобных долей связано с торможением элементарных форм ориентировочных действий, усилением целенаправленного внимания, без которого невозможна орудийная деятельность.Очевидно, с некоторым допущением можно сделать вывод о том, что развитие этпх областей лобной коры связано с социотехническими факторами. Это необходимостъ торможения социально неприемлемого поведения и потребность в подавлении аффективных реакций и эмоций, мешающих успешному и последовательному выполнению трудовых операций.
Одновремепно с этим, у архантропа продолжает развиваться нижняя теменная область, при этом отмечаются два эпицентра ее роста (11).
Один центр связан с передним нижним теменным отделом, а другой - с задним отделом нижней теменной доли мозга. Выше уже говорилось о роли первого центра в тактильном восприятии, а тeпepь следует остановиться на другой психической функции этого района коры мозга (поле 40 у границы с полем 22, см. рис. 2). Данный участок коры обеспечивает ощущения, поступающие от артикулярного аппарата во время речи (12). У взрослого человека эти ощущения в процессе говорения, как правило, не осознаются. В свою очередь, они имеют огромное значение при формировании речи у ребенка, и именно здесь происходит дифференциация схожих артикуляционных движений, без которой невозможно воспроизвести более или менее сложный звуковой ряд. Таким образом, при всей многогранности проблемы возникновения речи, уже применительно к ранним архантропам можпо говорить о формировании кинестетического звена речевой моторики, т. е. важнейшего элемента психической организации речи.
Далее обратимся к вопросам собственно мышления. Мышления ли? Здесь проблема двоякого рода: во-первых, что понимать под этим термином; во-вторых, как соотнести представление о психической организации мышления с его материальной основой. Рассмотрим первый аспект задачи более подробно.
Для поиска хронологических рубежей формuрования мышления, становления интеллекта необходимо рассмотреть проблемы мыследеятельности. Современная психология характеризует мышление как психическую активность, направленную на некоторую цель и опосередованную соответствующим мотивом, потребностью. При этом следует отметить, что мышление «в своей развитой форме представляет сложную uнтегративную дятельность, протекающую по особым до конца не изученным законам" (13). Представляется, что основным компонентом интеллектуалыной работы, который интегрирует процесс и результат мыследеятельности, является понимание. В отношении понимания нет единства мнений. Одни авторы отождествляют процесс понимания с мышлением, говоря, что «понимание как процесс это и есть процесс мышления, направленный на разрешение стоящих перед личностью задач. Нет оснований рассматриватъ понимание как какой-то особый, отдельный от мышления процесс"(14). Другие отмечают специфику понимания: «Разница между мышлением и пониманием состоит в том, что понимание есть результат мышления, процесс использования имеющихся знаний и, тем самым, процесс применения той работы мысли, которая требовалась при овладении знаниями"(15). Помимо "перемещения" понимания внутри мышления иногда понимание вообще выносится за рамки мышления. «Очень часто понимание -, пишет Н. А. Менчинская,- осуществляется сразу мгновенно , не требует никаких опосредствующих мыслительных операций и сливается с процессом восприятия"(16). Таким образом, либо понимание на некоторых своих уровнях не есть мышление, а представляет собой процесс узнавания, восприятия, представления, либо понимание - это только мышление, а то, что выходит за его рамки, не есть понимание.
Попытаемся охарактеризоватъ понимание с другой стороны и поставим вопрос его опосредованности. Действительно, если понимание «не требует никаких опосредствующих», то, следовательно, это непосредственное видение, своего рода инсайт. В свою очередь, известно, что понимание "сопровождается иногда довольно мучительным эмоциональным переживанием интеллектуального затруднения, возникшего перед нами; настойчивым стремлением преодолетъ его, найти решение вопроса" (17). Очевидно , что здесь речь идет об опосредованном понимании. Как совместить данное противоречие? Разделить понимание на опосредованное и непосредственное? Тогда опять неясно, как соотнести понимание и мышление. Вероятно, надо сформулировать задачу иначе: если понимание всегда опосредовано, то возможно , отличны уровни, способы или характер этого опосредования? Дело заключается не в «свернутости» и быстроте протекания интеллектуальных операций, создающих иллюзию непосредственности. Вероятно, вопрос в разных уровпях сложности психических механизмов, опосредующих понимание. Согласно психологической концепции Д.Н. Узнадзе, формула человеческой активности трехчленная: среда - cубъект (установка) - поведение, т. е. окружающий мир не непосредственно направляет поведение человека, а меняет его в соответствии с ситуацией, вызывает в нем установку на определенное поведение (18). Активность на основе установки протекает на двух уровнях. На первом уровне установка возникает при единстве актуальной потребности и реальной ситуации. При такой установке возникаег импульснвное поведение, что присуще как животным, так и человеку. Однако в отличие от животных современный человек имеет возможность создавать установки поведения и на вербальном, репрезентативном уровне, т.е. формировать установку на основе единства потребности и воображаемой ситуации. При этом понимание представляет собой систему, которая состоит в следующем. Базисом, объединяюшим операциональные компоненты (анализ, синтез, экстраполяция, моделирование), является интерпретация (19). Ее следует определить как способность в массиве информации, абстрактных представлений о каком-либо объекте (процессе, явлении) актуализировать наиболее существенное, адекватное для данной предметной области. При этом на содержательную сторону актуализации оказывает прямое, непосредственное влияние установка.
Когда человек сталкивается с чем-либо необычным, проблемным, сложным, то весь аппарат понимания - интерпретация и установки - нацелен на рождение некоторого нового понимания, т. е. когда в субъективной реальности не находится аналогов объективной. В случае же когда понимание "сливается с процессом восприятия", имеет место другая организация деятельности. Та, которую имел в виду И. П. Павлов, говоря: "Когда образуется связь, т. е. то что называется ассоциацией это и есть, несомненно , знание дела, знание определенных отношений внешнего мира, а когда вы в следующий раз пользуетесь ими, то это называется "пониманием", т.е. пользование знаниями, приобретенными связями - есть понимание"(20). Здесь процесс понимания выступает как актуализация и интерпретация посредством установки, уже имеющейся у субъекта информации, образов, запечатленных в предшествующем опыте. Животное также пользуется прежними, образованными ассоциациями. Принципиальное отличие человека - в возможности оперировать понятиями, отвлеченными образами как средством создания установок.
В аспекте задач изучения ранних этапов становления мышления необходимо обратиться к вопросам довербальной организации психической активности и появления собственно сознания. Поэтому далее остановимся на некоторых аспектах проблемы межполушарной асимметрии мозга. Результаты исследований последних десятилетий уже определенно указывают на то, что умственная деятельность правого полушария может быть охарактеризована преимущественно такими категориями, как невербальная, образно-визуальная, иконическая, иррациональная, творческая и интуитивная. В свою очередь, работу левого полушария следует связать с оппозициями вышеперечисленным свойствам: вербальная. абстрактная. символическая , рациональная и формализованная (21). Известно, что изображение любого объекта, в зависимости от субъективных условий и контекста, может быть знаком-образом, означая то, что изображает, или знаком-символом, означая то, что ему приписано субъективной реальностью. Иллюстрацией здесь может служить алексия (нарушение чтения) у япопцев. В японском языке при использовании одних и тех же графических знаков, существуют два вида письма - алфавитное и иероглифическое. Примечательно , что при правополушарном поражении мозга больной не способен читать иероглифический текст, т. е. знак не воспринимается как пиктограмма, однако сохраняется способность чтения в алфавитной системе. Обратное расстройство чтения наблюдается при поражении левого полушария.
Из выше сказанного ясно , что левополушарное мышление отлично от правополушарного способом представления, обработки образа, а не исходным, материалом. Важно отметить, что правополушарные мыслительные процессы являются принципиально неосознаваемыми, так как «для осознания необходима фиксация осознаваемого факта в пространственно-временных координатах» (22), а особенностью правополушарной психики является симультанный способ обработки информации. В свою очередь, психические процессы левополушарного мышления определяются линейным последовательным синтезом, имеют четкую связь с пространством и временем. Осознание вербализуемых процессов имеет место лишь тогда, когда они наполнены конкретным невербальным содержанием (23), т. е. в процессе понимания производится целенаправленный, интенциональный отбор иконических знаков, образов из правого полушария в соответствии со значением вербальной информации. Сложнее проблема осознания невербальной информации.
Безусловно, если принять за аксиому связь «речь - сознание», то следует сделать вывод, что до возникновения речи не было сознания , сознательного труда. На первый взгляд очевидно, что мышление и речь - вещи взаимополагающие. Значительный хронологический разрыв, между изготовлением первых орудий и формированием собственно речи, породил концепции инстинктивного труда (24) или, напротив, стремление сместить момент возникновения речи на более ранние этапы антропогенеза (25). Данная ситуация сложилась в результате прямой экстраполяции представлений о нашем вербально-логическом мышлении на психику гоминид. Действительно , трудно представить мышление, организованное по каким-либо другим законам, чем наше. Однако этого и не требуется. Представляется неверным при решении известного круга проблем делать основной упор на развитие вербально-логического интеллекта, если «рассматривать психику как составное сложного процесса, который совершенно не покрывается его сознательной частью (26). В этом смысле
интересно замечание Б. Ф. Поршнева о том, что наша логика - это невыполнение...
Похожие материалы:
Курсовая работа: Герменевтический аспект невербальных коммуникацийРеферат: Проблемы и достижения в измерении артериального давления
Курсовая работа: Исследование проблемы агрессивности детей дошкольного возраста
Реферат: Этические проблемы аборта, контрацепции и стерилизации
Реферат: Этические проблемы новых "технологий зачатия" (искусственного оплодотворения)